ему опору в народном представительстве… Затем я указал, что при данном составе Думы во вновь образуемый должны быть непременно привлечены представители конституционно-демократической партии, а для этого поручение образования кабинета следовало бы возложить на одного из лидеров этой партии.
А. П. Извольский, по-видимому, выслушивал мои заявления сочувственно, не возражал на них и лишь высказал предположение, что мне удастся убедить представителей к.-д. партии войти в состав коалиционного правительства и, обращаясь к П. А. Столыпину, сказал «что касается нашего участия, то вопрос этот мы должны предоставить вполне свободному решению Дмитрия Николаевича». П. А. Столыпин, сделав вид, будто и он присоединяется к последним словам А. П. Извольского, возражал на высказанное мной по существу, не считал возможным и слишком рискованным образование кабинета из представителей партии к.-д.».
Переговоры с лидерами либеральной оппозиции всё более убеждали Столыпина, что последним необходим не разумный компромисс при формировании коалиционного правительства, а только полная капитуляция власти. Тем не менее, он предпринимает последнюю попытку достичь соглашения с кадетами – через графа Гейдена и Шипова министр внутренних дел предложил Милюкову возглавить коалиционное правительство. Однако лидер ПНС продолжал настаивать на чисто кадетском кабинете, что было априори неприемлемо. Одновременно думские оппозиционеры сами делали всё возможное, чтобы максимально углубить противостояние с правительством. Принятая парламентским большинством программа государственных реформ включала заведомо неприемлемые как для кабинета Горемыкина, так и для императора пункты: ответственность министров перед Думой, упразднение Государственного совета, отчуждение частновладельческих земель.
Понятно, почему у Витте были все основания охарактеризовать I Думу «Думой общественного увлечения и государственной неопытности».
В ответ на конфронтационную позицию Думы Горемыкин сделал заявление, означавшее конец попыток правительства наладить сотрудничество с парламентом и фактически предрешавшее его роспуск: «Высказанные Думой пожелания частью выходят за пределы её компетенции, частью не разделяются правительством, а аграрная реформа, основанная на принудительном отчуждении частновладельческих земель, является безусловно недопустимой».
Столыпин теперь уже без всяких оговорок активно отстаивал ту точку зрения, что иного пути остановить революционизирование страны, чем роспуск Думы, нет, и показательным было его заявление министру финансов: «Теперь нам недолго ждать, так как я твёрдо решил доложить государю на этих же днях, что так дольше нельзя продолжать, если мы не хотим, чтобы нас окончательно захлестнула революционная волна, идущая на этот раз не из подполья, а совершенно открыто из Думы под лозунгом народной воли». И особо следует подчеркнуть,
