Государственного совета, Дума решила отнестись к этому как к простой формальности, требуемой императорским двором.
Но вскоре антагонизм между Думой и правительством снова обнаружился весьма резко, когда в первый раз на трибуне появился Горемыкин, чтобы в ответ на адрес огласить декларацию министерства, которая объявляла абсолютное non possumus (переводится с латыни «мы не можем» – из «Деяний апостольских» (4, 20). Выражение, применённое папой Климентом VII для ответа на требование короля Англии Генриха VIII развести его с супругой Екатериной. Применяется иносказательно в качестве формулы категорического отказа. – Авт.).
Министерская декларация явилась предметом длительных прений в Совете Министров; со своей стороны, я не только горячо протестовал против содержания декларации, но выражал сомнение в праве дачи ответа Думе со стороны правительства. Ссылаясь на практику других парламентов, я пытался убедить моих коллег, что кабинет как таковой не призван вмешиваться в диалог между государем и народным представительством и что единственным последствием подобного вмешательства явилось бы провоцирование конфликта с Думой, весьма опасного и бесплодного в данный момент. Я указывал далее, что было бы хорошо представить на рассмотрение Думы возможно большее количество законопроектов, что создало бы деловые дебаты и устранило бы все покушения со стороны депутатов на расширение прав Думы.
Мои указания, которые были поддержаны только одним Столыпиным (это ещё раз подтверждает то, что министр внутренних дел до самого последнего момента пытался избежать эскалации конфликта с Государственной думой. – Авт.), не встретили сочувствия со стороны других коллег, и 26 мая Горемыкин в сопровождении всех членов кабинета с большой помпой отправился в Думу для чтения своей декларации».
Добавим следующее – имевший исчерпывающую информацию о позиции всех членов правительства министр иностранных дел считал, что именно Столыпин был одним из немногих членов правительства, пользовавшихся симпатиями думцев, и таким образом представляется крайне маловероятной его заведомая нацеленность на роспуск I Думы. По мнению Извольского: «Последствия этого не замедлили сказаться. Ввиду презрительной позиции, занятой правительством по отношению к Думе, и за отсутствием материала для практической работы Дума повела политику всевозможных запросов министрам по разнообразным поводам. Таких запросов было более трёхсот, и каждый из них давал повод для ожесточённейших нападок на правительство, как, например, по вопросу о смертной казни, о провокационных действиях тайной полиции и в особенности об антиеврейских погромах, в организации которых обвинялось правительство. Только один Столыпин принимал вызов и импонировал Думе своим спокойным мужеством и искренностью своих ответов; другие министры или ничего не отвечали, или посылали своих помощников, которые еще больше раздражали депутатов. В некоторых случаях представители правительства покидали
