в урну. Звонили по спутнику и разговаривали с каждым из членов моей бригады, но все как один говорили, что я не вернулся из поездки в Куаву. Это на озере Чад. Все подтвердили, что я под обстрелом боевиков отстал от колонны с гуманитарным грузом, и больше меня никто не видел. А я снова позвонил матери и сказал, что у меня все нормально.
Три с лишним недели я продолжал работать, оставаясь на нелегальном положении, хотя от легального оно ничем не отличалось. Никто не спрашивал ни документов, ни пропусков, ничего вообще, даже имени. Солдаты почти на всех КПП уже знали меня в лицо и пропускали без проблем. Никому и в голову не могло прийти, что после окончания контракта кто-то по доброй воле может остаться в таком месте.
А позавчера все вдруг перевернулось вверх дном.
Началось все с нападения боевиков «Боко Харам» на гарнизон соседнего Нигера на границе с Нигерией, в результате которого погибли более тридцати военных. Той же ночью террористами был захвачен Гашагар, и сожжены три деревни. А утром они напали на гуманитарный конвой, который направлялся в Банова. Погибли одиннадцать человек, в том числе сотрудник ООН и трое солдат. Потом, пока правительственные войска и ооновцы не успели опомниться, блокпост миротворцев в Кукава закидали бутылками с зажигательной смесью и отрубленными головами жителей соседней деревни. А после серии взрывов в Майдугури, совершенных террористками-смертницами, на севере Борно экстремисты перешли в открытое наступление широким фронтом. Они продвинулись далеко на юг вдоль подтопленных пологих берегов озера Чад, но завязли в районе Карету и Газабуре, встретив более жесткое сопротивление.
Нам – гражданским запретили покидать охраняемую территорию под любым предлогом. И постепенно сузили ее, сосредоточив все силы вокруг единственного аэродрома, куда со всей округи стали стекаться гражданские сотрудники правительственных и неправительственных организаций, журналисты, врачи и миссионеры, а также согнанное с обжитых мест перепуганное население. Туда же несли раненных, которых продолжали оперировать ожидавшие эвакуации врачи. И сегодня настала очередь моей шведской бригады Красного Креста, к которой я когда-то был прикомандирован от российского офиса. Меня звали с собой, но я отказался, учитывая, что официально считался пропавшим и не мог занимать чьего-то места в самолете, который вот-вот должен был прилететь. Сказал, что уеду с последней колонной грузовиков, для которых армия уже прокладывала безопасный коридор из соседнего штата Йобе.
Время уже перевалило за полдень. Самолета не было. Раненные прибывали. Далекие звуки стрельбы и взрывы становились все слышнее. Напряжение росло. Помню, я помогал переложить на расположенный под брезентовым навесом операционный стол полуобморочного чернокожего парнишку с отстреленной крупнокалиберным пулеметом ступней, когда кто-то из вновь прибывших сказал, что крупный отряд боевиков не так давно прорвал слабую оборону Газабуре и рассредоточился в городе. Полковник Ламбер тут же приказал закрыть КПП и никого не выпускать, а всех прибывающих тщательно обыскивать и разоружать.
Тогда-то
