еще и вскрикнул. Она взглянула на мужа и увидела, что за последний час он стал совсем другим человеком. Она никогда не видела его таким и даже не подозревала, что когда-то увидит. Ей показалось, что его волосы стали седыми, и хотя она твердо сказала себе – так твердо, как только сумела, – что это все из-за света… свет падает неудачно… но именно эта мнимая седина помогла ей принять решение. Лонни не в том состоянии, чтобы идти назад. Стало быть, в переход.
– Пойдем. – Она взяла его за руку и сжала со всей силы, чтобы он не почувствовал, как дрожит ее собственная рука. – Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь.
Она шагнула вперед, и он послушно пошел за ней.
Они уже приближались к концу тоннеля – переход оказался коротким, к несказанному облегчению Дорис, – как вдруг кто-то схватил ее за руку, чуть повыше локтя.
Она не закричала. Просто не смогла закричать, потому что легкие разом сморщились, как смятые бумажные пакеты. В голове промелькнула безумная мысль: вот бы сейчас выйти из тела и просто… улететь. Она больше не чувствовала руку Лонни. Но сам он, похоже, и не заметил, что его рука выскользнула из ее руки. Он прошел вперед и поднялся по лестнице. На миг его силуэт – высокий и как бы вытянутый в длину – застыл на фоне кровавого алого света, а потом он скрылся из виду.
Рука, схватившая Дорис, была волосатой, как у обезьяны. Ее бесцеремонно развернули кругом – лицом к какой-то массивной тяжелой туше, прислонившейся к грязной бетонной стене в сумраке между двумя колоннами. Дорис различала лишь общие очертания… черный силуэт и два сверкающих зеленых глаза.
– Закурить не найдется, красавица? – раздался из темноты хриплый надтреснутый голос с тяжелым акцентом кокни. Дорис обдало запахом сырого мяса, жаренной в масле картошки и еще чего-то сладковатого и противного типа мокрого осадка на дне мусорного бака.
Зеленые сверкающие глаза. Кошачьи глаза…
Дорис вдруг преисполнилась кошмарной уверенности, что если эта массивная туша сейчас выйдет из мрака, она увидит мутное бельмо на глазу, месиво розовых шрамов и пучки серой шерсти.
Она вырвалась, отступила назад и почувствовала, как что-то скользнуло в воздухе перед самым ее лицом. Рука? Лапа с когтями? Непонятный какой-то звук: не то шелест, не то шипение…
Над головой прогремел трамвай. С ревом и дребезжанием, от которых тряслись мозги. С потолка посыпалась сажа, как черный снег. Дорис рванулась вперед в слепой панике – уже второй раз за этот безумный вечер она бежала вперед не разбирая дороги, не зная куда… и сколько времени она бежит.
Она пришла в себя только тогда, когда сообразила, что Лонни нет рядом. Она тяжело привалилась к грязной кирпичной стене и согнулась чуть ли не пополам, пытаясь отдышаться. Кажется, это все еще была Норрис-роуд (по крайней мере она так решила тогда, сказала Дорис двоим полицейским; широкая улица, вымощенная булыжником, с трамвайными рельсами посередине), но заброшенные обветшавшие магазинчики
