style="font-size:15px;"> – Да, дяде Шону…
– Сто гектаров? – не унимался граф.
– Несколько больше.
Майкл ерзал на скамье и мял в пальцах кусочек хлеба.
– Двести?
Граф смотрел с таким ожиданием, что Майкл не мог больше уклоняться от ответа.
– В целом, если считать плантации, скотоводческие ранчо, а также землю, которой мы владеем на севере, получится около сорока тысяч гектаров.
– Сорок тысяч? – Граф уставился на Майкла, потом повторил вопрос по-английски, чтобы не было недоразумений: – Сорок тысяч?
Майкл неловко кивнул. В последнее время он стал стесняться размера владений своей семьи.
– Сорок тысяч гектаров! – почтительно выдохнул граф. – У вас, конечно, много братьев?
Майкл покачал головой.
– Нет, к сожалению, я единственный сын.
– Ха! – воскликнул граф с явным облегчением. – Ну, не расстраивайтесь!
И по-отцовски потрепал Майкла по руке. Потом посмотрел на дочь и впервые заметил, с каким выражением та глядит на летчика.
«И правильно делает, – довольно подумал он. – Сорок тысяч акров, единственный сын! Моя дочь француженка, она прекрасно сознает, чего стоят су и франк, знает лучше его самого. – Он любовно улыбнулся ей через стол. – Во многом еще ребенок, но в других отношениях умная молодая француженка».
С тех пор как управляющий графа сбежал в Париж, оставив счета и документы имения в полном беспорядке, казну взяла в свои руки Сантэн. Граф не беспокоился о деньгах: для него истинной ценностью всегда оставалась только земля, а его дочь оказалась очень умна. Она даже пересчитала бутылки в погребе и окорока в коптильне. Граф отпил вина и с радостью подумал: «После этой бойни будет так мало пригодных молодых людей… а тут сорок тысяч гектаров!»
– Cherie[24], – сказал он, – если бы капитан взял дробовик и подстрелил несколько жирных голубей, а ты заполнила корзину трюфелями – их еще можно отыскать, – какой ужин был бы у нас сегодня!
Сантэн радостно захлопала в ладоши, но Анна, красная от негодования, взглянула через стол.
– Анна пойдет с тобой, для приличия, – торопливо добавил граф. – Нам ведь не нужен скандал, верно?
«Может, это заронит какие-то семена, – подумал он. – Если они еще не зреют. Сорок тысяч гектаров, merde!»
Свинью звали Кайзер Вильгельм, или сокращенно Малыш Вилли. Это был пегий боров, такой громадный, что, когда он брел к дубовому лесу, Майклу вспомнился гиппопотам. Его острые уши падали вперед, на глаза, а хвост поднимался над спиной, как кольцо колючей проволоки, открывая очевидные признаки его пола, заключенные в ярко-розовый кожаный мешок, который словно сварили в масле.
– Vas-Y, Villie! Cherche[25]! – одновременно воскликнули Сантэн и Анна; обеим пришлось крепче взяться за повод, чтобы сдержать огромного борова. – Cherche! Ищи!
Боров принялся принюхиваться к влажной, шоколадно-коричневой почве под деревьями
Дорогая (
Давай, Вилли! Ищи! (
