из здоровой руки Агасфера, прикинул на вес, уважительно вернул обратно. – М-да, молодой человек! С этаким грузом по улицам славного города Петербурга опасно ходить не только ночью, но и днем! И в доме оставлять его я бы не рискнул – мало ли! У меня, конечно, есть вместительный сейф германской работы, можете пользоваться, милости прошу! Или обустроить в доме свой личный тайник, даже не ставя меня в известность… Но лучше всего, поверьте, отнести это золото в банк! По крайней мере, большую его долю. Правда, с вашим венгерским паспортом не всякий банкир, скажу вам откровенно, примет на себя такую ответственность… Впрочем, этот вопрос решаем! Если желаете, я тотчас же напишу письмецо наследникам своего старинного знакомца, барона Штиглица[10]. Его банкирский дом весьма надежен, и я там, грешник, кое-какие деньги держу. Да и лишних вопросов, с учетом моего ручательства, задавать не станут. Так что, господин Агасфер, все складывается как нельзя более удачно: прогуляетесь, а Терентьев вас заодно в сей банкирский дом и препроводит! Скажу только, чтобы он второй револьвер взял…
Помолчав, Архипов взялся за написание рекомендательного письма, закончил его широким росчерком с кляксою и, помахивая бумагой в воздухе, чтобы просохли чернила, небрежно поинтересовался:
– Кстати, милостивый государь, а сами-то вы как к оружию относитесь? Не привили вам монахи к нему отвращения?
– Нет, – коротко ответил собеседник.
– Тогда могу презентовать вам кое-что из своего арсенала. Желаете?
– Не откажусь, господин полковник. Только, если можно, что-нибудь не слишком большое, чтобы не оттопыривало карманов…
В условленное время Агасфер и Терентьев встретились на широкой парадной лестнице. На отставном ротмистре был мундир темно-зеленого сукна и круглая шапка-боярка без козырька, с треугольными вырезами спереди и сзади. Кожаный пояс украшала кобура, а на лице вместо тонких подбритых щегольских усиков появились громадные растопыренные усищи.
С лица Агасфера исчезла щегольская бородка-шкиперка польского образца – бритва пощадила лишь тонкие усы. Поскольку переодеваться ему пока было не во что, он так и остался в длинном темном пальто с двойным воротником и множеством карманов и клапанов и сером котелке с широкими, загнутыми вверх полями.
Пряча улыбку, Терентьев представил новому знакомому маячившего по ту сторону лестницы швейцара:
– А вот, господин Агасфер, рекомендую: наш бессменный Трофим! Имеет, к сожалению, прескверное обыкновение любопытствовать, стараясь оставаться при этом незамеченным! Трофим! Поди сюда! Это венгерский дворянин Миклош Ковач, гость и давний друг полковника!
Из-за лестницы тотчас же выскочил с поклоном человечек неопределенного возраста, маскируемого бородой, широкой и окладистой, как у архиерея. Мало того, борода была двухцветной: черной, как вороново крыло, по краям и совсем седой в срединной части. Волосы на голове, разделенные
Александр Штиглиц – один из самых известных банкиров и предпринимателей Санкт-Петербурга XIX века, был неоднократно избираем председателем Биржевого комитета, получил назначение председателя Коммерческого совета Министерства финансов. А его Коммерческий банк особым Указом Александра II получил статус Государственного. Любопытно, что, будучи вполне независимым человеком, чьи капиталы охотно принимались в самых разных странах, Штиглиц всегда отдавал предпочтение русским фондам. А на упреки в неосторожном доверии к русским капиталам всегда отвечал: «Я нажил свое состояние в России и готов потерять свою состоятельность вместе с ней!»
