растерзанную фашистами, его охватила спасительная, леденящая ярость, какое-то мстительное спокойствие. Иоганн даже порадовался: он здесь, в безопасности, тащится во втором эшелоне, и за спиной у него развалился, наслаждаясь отдыхом, крупнейший немецкий разведчик. И если Иоганн сочтет нужным, он запросто укокошит его или кучу таких же фашистов из автомата. Может взорвать штаб. Взять за свою жизнь сотни вражеских. Может. Но не должен. Не имеет права.
От него, советского разведчика, сейчас требуется неизмеримо большее – спокойствие. Подвиг бездействия, подвиг выжидания, подвиг молчания, когда все в нем, каждый его нерв кричит.
Как же так, говорили: ни пяди не отдадим!
Кто виноват, кто?
Бруно ведь передал, передал же Бруно по рации обо всем!
А разве и он, Иоганн Вайс, не сообщал каждую неделю о сосредоточении на границе гитлеровских армий, собираемых здесь в кулак из всех оккупированных стран Европы? В своей последней информации он передал, что во многих глубинных городах Польши появились таможенники и пограничники. Это означало, что вермахт принял границу у пограничных частей.
Разве когда-нибудь утихала ненависть к фашистам у советского народа, разве не жил советский народ в мужественном ожидании схватки с фашизмом?
Разве кто-нибудь сомневался, что война неминуема?
Так почему же фашисты застали его страну врасплох? Почему?
На шоссе появились дорожные знаки с надписями: «Внимание! Опасность! Объезд!»
Колонна, в которой они ехали, свернула на проселок, и теперь машины тряслись на бревнах настила, ныряли в ухабы, застревали в низких заболоченных местах, и все время слева, оттуда, где осталось шоссе, доносились частые, но экономно короткие пулеметные очереди, глухие разрывы гранат, мощные залпы орудий.
Скоро Вайс узнал о причине объезда. Оказалось, крохотный гарнизон дота перекрыл пулеметным огнем движение на шоссе и ведет бой с немецкой артиллерией и танками.
Штабной офицер сказал Штейнглицу, что красные цепями приковывают своих солдат к пулеметам и орудиям. Штейнглиц иронически посоветовал офицеру выделить специальные подразделения и снабдить их слесарным инструментом, чтобы они помогли красным освободиться от цепей.
Вайс заметил, что углы сухих губ Штейнглица обиженно отвисли, он раздражен и зрелище следов победоносного прорыва германской армии не возбуждает, а как-то даже удручает его.
И действительно, Штейнглиц чувствовал себя глубоко обиженным, обойденным человеком.
Восточный фронт был для него своего рода ссылкой. Его специальность – Запад. Но после лондонской истории его лишили привычного поля деятельности. Он не был трусом. Во время войны в Испании он пробрался в республиканские части, сражался в них и давал информацию о том, как эффективно ручные гранаты с взрывателями мгновенного действия взрываются в руках бойцов-республиканцев, снаряды, не разрываясь, падают в окопы франкистов, как неисправимо отказывают пулеметы,
