Для этого имелись некоторые основания. Но сейчас ты меня убедил, что мои опасения были излишними.
– Я очень сожалею, господин нахбарнфюрер.
– О чем?
– О том, что вы только сейчас убедились, что ваше недоверие ко мне было необоснованным.
– В этом виноват ты сам.
– Но, господин Папке, в чем моя вина?
– Ты долго колебался, прежде чем принял решение репатриироваться.
– Но, господин Папке, я не хотел терять заработка у Рудольфа Шварцкопфа. Он всегда щедро платил.
– Да, мы проверили твои счета Шварцкопфу. Ты неплохо у него зарабатывал. И мы поняли, почему ты ставил свой отъезд в зависимость от отъезда Шварцкопфов.
– Это правда – мне хотелось накопить побольше. Зачем же на родине мне быть нищим?
Папке сощурился:
– Мы проверили твою сберегательную книжку. Все свои деньги ты взял из кассы накануне того, как подал заявление о репатриации. И правильно реализовал свои сбережения. Это мне тоже известно. Ты человек практичный. Это хорошо. Я рад, что мы с пользой поговорили. Но не исключено, что в день отъезда я пожелаю с тобой еще о чем-нибудь побеседовать.
– К вашим услугам, господин нахбарнфюрер. – Вайс щелкнул каблуками.
Папке уехал в коляске мотоцикла, за рулем которого сидел упаковщик, человек с замкнутым выражением лица и явно военной выправкой.
Вайс устало опустился на койку и потер ладонями лицо, будто стирая с него то выражение подобострастия, с каким он проводил нахбарнфюрера до ворот мастерской. Когда он отнял ладони, лицо его выглядело бесконечно утомленным, тоскливым, мучительно озабоченным.
Небрежно отодвинув ногой стопку книг, в том числе «Майн кампф» и Библию, он сел к сколоченному из досок столику. Включил стоящую на нем электрическую плитку, хотя в каморке было тепло. Из мастерской послышались шаги. Вайс быстро поднялся и вышел в мастерскую. Там его уже ожидал пожилой человек в черном дождевике – владелец велосипеда, недавно отданного в ремонт.
Вайс сказал, что машину можно будет получить завтра.
Но человек не уходил. Внимательно разглядывая Иоганна, он сказал:
– Я знал вашего отца, он медик?
– Да, фельдшер.
– Где он сейчас?
– Умер.
– Давно?
– В тысяча девятьсот двадцатом году.
– Где же его похоронили?
– Он умер от тифа. Администрация госпиталя в целях борьбы с эпидемией сжигала трупы умерших.
– Но надеюсь, вы хоть чуточку помните своего отца?
– Да, конечно.
– Я помню его довольно хорошо, – сказал человек раздумчиво. – Он был страстный курильщик. Вот только забыл: он курил трубку или сигары? – Попросил: – Напомните, пожалуйста, что курил ваш отец.
Иоганн замялся, припоминая все виденные им фотографии фельдшера
