возни оглушать противника ладонями по ушам, выкручивать локтевые суставы и бить в переносицу рукояткой револьвера. Револьвера у Лютого не было, но с другими опциями Лютый справлялся вполне успешно: бил в кадыки, выбивал колени и до зловещего хруста выкручивал пальцы.
– Поищи, если здоровья много… – ответил Лютый, оценив ситуацию.
– Чё, борзый?! – резко ответил ему коренастый и попер на Лютого, как танк. Вместо того, чтобы с ним вязаться – такого все равно хрен свалишь – Лютый ушел в сторону, совершенно неожиданно повернулся к долговязому и напал на него, налетел с градом ударов, оттолкнул и вновь нагнал, пробив в конце концов в солнечное сплетение, отчего долговязый согнулся пополам, а затем присел, и оказавшись в таком невыгодном положении, получил коленом в нос и укатился в кусты.
Лютый развернулся. В нескольких шагах находился коренастый. Тот кинулся к Лютому, выставив вперед руки. Но Лютый стал его окучивать ногами по бедрам, коленям, лодыжкам. Коренастый сопел, матюгался, даже пытался отряхиваться, но настырно лез вперед, и, когда он остановился, опустив руки, чтобы поправить съехавшие вниз штаны, Лютый, улучив момент, выпрямился как пружина и длинным апперкотом заставил его отлететь, сверкнув начищенными ботинками где-то на высоте полутора метров, на ближайшую лавочку.
Откуда ни возьмись появившийся шкет повис у Лютого на плечах, но тот не растерялся, и схватив шкета за ноги, подсадил его к себе повыше на спину и прямо так, как и стоял, завалился спиной на асфальт, подставляя шкета под удар.
Шкет, оказавшийся словно между молотом и наковальней, разжал руки, и, саданувшись затылком, потерял сознание.
Лютый мигом вскочил на ноги и осмотрелся. Шкет неподвижно лежал на асфальте, запрокинув голову. Где-то в кустах стонал долговязый.
– Ух ты сука, бля… Рукаааа! – орал коренастый, выползая из-под обломков лавочки.
Лютый, не мешкая, пошел дальше своей дорогой. Пройдя метров десять, он обернулся, и глядя в темноту, сказал:
– Ну вы это, извините, если чё.
Глава 3. Нагорный. Куда ты прешься, господи!?
Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою.
Козьма Прутков
Когда закончился последний урок, я вышел из класса и пошел в учительскую со смутным чувством – что-то среднее между чувством выполненного долга и чувством каторжника, выполнявшего тяжелую бесполезную работу, которому наконец-то сказали: «Хватит!».
Я уже собирался завершить все дела, и предвкушал грядущие выходные, но тут, проходя мимо директорского кабинета, вспомнил. Вспомнил о том, что я должен туда зайти. Я минуту постоял, глядя на обитую зеленым дерматином дверь, раздумывая стоит ли стучать. Потом я махнул рукой и вошел без стука.
Там в кабинете за массивным столом, уткнувшись в бумаги, и сидел он. Назовем его… Ну, собственно говоря, мы его так и назовем – Директор.
Репутация у Директора была так себе.
