в подол рубашки, плелся вслед и сидел потом играл уже под кухонным столом. Мишка как-то заметила, что он не строит, как всегда раньше, машинки с колесиками или самолеты, а собирает домики без крыши или просто коробочки. А однажды стал просто собирать все детали в сплошную стенку.
– Это крепость? – осторожно спросила Мишка.
– Это волшебная стена. Защищает ото всего, – солидно сказал Митька. – Тебя я тоже за ней спрячу. Катьку… Ну, Катьку тоже, хотя она вредная. Но она собак любит, а я тоже собак люблю.
– Я тоже хочу такую волшебную стену «ото всего». Да, и Катьку тоже возьмем, она же сестра, – сказала Мишка, смутно понимая, что каждый благополучный день в школе и каждый тихий вечер дома для нее что прозрачный кирпичик в ее собственной волшебной стене «ото всего». И надо стараться, чтоб стена эта скорей становилась повыше.
Потому что по ночам, если проснешься – страшно. Кто-то злой и невидимый, поскрипывая паркетом, ходит в комнате родителей, а в коридоре шуршат черные голодные мальчики. А она одна с младшими, и как их защитить, если что?
Отец приезжал несколько раз. В будние дни молча съедал Мишкин суп, менял белье и рубашки в сумке на чистые, отсыпался, а когда Мишка и Катька возвращались из школы, на кухонном столе лежала красная бумажка. Можно было разок сходить в кино, но потом аккуратно тратить деньги только на еду. Ну, еще разок вместо кино купили Катьке белую блузку в школу, потому что ее заставили участвовать в конкурсе стихов наизусть, а старую Мишка нечаянно постирала вместе с джинсами – но блузка стала не голубая, а противно-серая. За конкурс Катьке дали грамоту, «Третье место», но показывать ее было некому, а потом Митька изрисовал ее с другой стороны какими-то волосатыми червяками и собаками. Собаки у него получались симпатичными и грустными.
Он вообще-то был хорошим парнем, добрым, и его любили все. В приезд на выходные отец, увидев Митьку, оживлялся, хватал его на руки, а предатель Митька вис у него на шее и тарахтел ему в уши про всякую детскую ерунду. Отец забирал его, через раз прихватывал и глухо молчащую Катьку и вел их в цирк или аквапарк, звал и Мишку, но она мотала головой. Отец и не настаивал:
– Ну, и правильно, сиди уроки учи, двоечница. Может даже что-то выучишь. Да на обед свари хоть картошки.
Иногда Катька из этих походов приносила Мишке остывший гамбургер или половинку шоколадки. В общем, Мишка была рада приезду отца, потому что мама давала совсем мало денег; а еще отцу был рад Митька – за Митькину радость она была готова вынести что угодно. Катька отца терпела кое-как, боялась, но он покупал мороженое-пирожное, ну, и сам по себе цирк – это круто, и она устоять не могла, несмотря на все обиды и страхи. А сама Мишка с отцом старалась не разговаривать: и чтоб не разозлить нечаянно, и чтоб не расспрашивал про мать, и чтоб не подумал, что она простила за распад
