где кожа потолще, стороны, и подновляла этот узор чуть ли не каждую неделю, сопровождая дущераздирающими постами в беседе класса, которые никто не читал. За партой она сидела, поддернув розовые рукава и всем напоказ выставив накожное творчество – прятала только от учителей, а дуракам, кто интересовался, зачем она себя режет, сквозь зубы отвечала: «Тебе не понять». С «нищасной любовью» ее тоже было не понять: розовая толстовка «want love?» и длинные ноги успешно привлекали глуповатых парнишек даже из десятого и одиннадцатого, и фигуристкой ее звали давно уже не за фигурное катание в детском прошлом, а за крупную фигуру. А еще у нее не было матери, растил отец, которого почти всегда не было дома, и Танька жила, как хотела. Если дура Танька справляется без матери, то неужели Мишка не справится?
– Больно ведь будет! – пожаловалась Танька.
Мишке даже в голову не приходило, что диаскинтест – это больно. Вот ожоги – да. И перевязки потом – да. А всякие прививки и порезы – чушь полная.
– «Чик-чик» тебе, Надземновская, не больно, – засмеялась над сопящей Танькой Надя из параллельного класса, – а диаскинтест как комарик укусит – это прям ужас-ужас и в обморок упадешь?
– Вот возьму и упаду, – обрадовалась Танька перспективе. – А вдруг?
Что-то было в Таньке от десятилетней нервной Катьки, которая ходила по кружкам собирать внимание взрослых. Таньке, наверно, было нужно шлепнуться на пол, чтоб взрослые забегали вокруг, капая на ватку нашатырь и подсовывая ее к Танькиному толстому носу, на котором ярко цвел багровый прыщ. Бедная. Толстовка ее сделалась сероватой, застиранной; от букв про любовь кое-где отвалились стразики. Если б природа заперла саму Мишку вот в таком же крупном, жирноватом, едва не лопающемся от гормонов теле со слабым мозгом, что она стала бы делать? Только и остается, что бессмысленно скулить, как Танька в инсте… А еще у нее там попадаются посты про фигурное катание. Или даже фотки с катка: Танька умела кататься и часто ездила на массовое катание то в Ледовый, то в СевКабель, то еще куда. В началке она ходила на фигурное катание, была худая и длинноногая, как кузнечик, с вечной глупой и счастливой улыбкой – а в пятом классе ее вышибли оттуда за лишний вес. Еще, наверное, за глупость, раз не могла выучить, когда в прокатке вираж, когда прыжок, но еще и за то, что она правда была тяжелее и крупнее всех и уже в пятом ей пришлось носить взрослый лифчик…
Чтоб не раскиснуть совсем, Мишка отвернулась. Ей самой пока что везет, грудь почти незаметна, но временами побаливает – вдруг вот-вот начнет отрастать? На улице-то всем безразлично, как ты там одета, все равно все в джинсах. Да и вообще плевать всем, мальчик ты или девочка, всем плевать даже, что ты вообще существуешь, дышишь, думаешь, смотришь. Ну, кому важно, что вот такая девятиклассница Мишка вообще на свете есть? Разве что завучу в школе, которая отвечает за допуск к экзаменам:
