может прогуливать. Школа шла своим чередом. Год – тоже, неделя за неделей. В ночь на первое марта выпал какой-то неуместный, глупый после бесснежной сухой зимы обильный снег, а на следующий день растаял, и город поплыл в грязной воде по щиколотку, захлестывая тротуары бурыми веерами грязи из-под равнодушных колес. Ладно, надо потерпеть, ведь уже весна. Еще три недельки – и каникулы.
К браслету она незаметно привыкла, как будто он всегда был таким. К Игнату – тоже привыкла. Он на всех уроках сидел рядом, и терпеть его было легко. От него не пахло конем, как иногда от Кулябкина; он умно шутил, трудные задачи по геометрии вместе они разбирали куда быстрее, и телефон носил громадный, удобно вместе смотреть всякие залипушки с ютуба. Про себя не рассказывал, сам ничего не спрашивал, плохо ни про кого не говорил, на всех прочих одноклассников, даже на самых красивых девчонок, ему было плевать. Сидел рисовал всяких монстров в скетч-буке каждую свободную минуту.
Вроде все в порядке, но у Мишки иногда мороз по коже прокатывался при взгляде на Игната. Но, может, это потому, что он ужасающе, неправильно, неестественно похож на нее саму? Из ребят уж все по этому поводу отшутились. Даже Танька выложила фотку в беседе: двое кареглазых темноволосых подростков за одной партой, красивых, тощих, и не сразу понятно, кто мальчик, а кто девочка. Двойники. Дура Танька, правда, подписала фотку: «Двойняшки». Но она вряд ли точно понимала разницу в словах. Самой Мишке становилось не по себе, потому что она видела главное отличие между собой и Игнатом в том, что у нее-то лицо было простое, обыкновенное, немного замкнутое. Школьница как школьница. А вот Игнат, с этими взрослыми зловещими улыбочками, казалось, был налит тьмой по самую макушку, как герой какого-нибудь мистического фильма. Этакий юный Мцыри, в которого вселилась потусторонняя дрянь.
На замене, когда был пустой урок, он отдал Мишке свой огромный телефон смотреть занятие по английскому, а сам сидел рисовал невидимого дракона – хоть и невидимый, он получался жутким, щетинистым, полупрозрачным и омерзительным до дрожи, с пучком жвал и зубов в пасти, без глаз, с длинным телом в каких-то дырках:
– А что ты думаешь, таких не бывает? – пугал он Мишку. – Поискать, так в людях еще не такое найдешь.
– В смысле, это внутренний облик нехорошего человека?
– Нет, это внутренний обитатель человека. Вот подселится такая сущность, начнет выделять всякие ядовитые вещества в кровь, а оттуда в мозг, и у человека мысли изменятся, желания странные станут расти. Человек идет и делает какую-нибудь гадость, какая ему б сроду в голову не пришла. Например, ловит крыс, варит живьем и потом ест недоваренными. От такого питания, – он любовно вырисовывал прозрачные жгутики на теле чудовища, – кровь его станет приятнее для этого обитателя, он откормится как следует и отложит в человека цисты с детенышами. Те тоже скоро вылезут и будут впрыскивать в мозг человека свои токсины, и человек станет уже не крыс ловить и варить, а, скажем… Ну, отнимать у старушек йориков и болонок… Чего,
