сразу приковал внимание. Санчо такое видел только в кино. На верстаке лежали всякие радиолампы, транзисторы, реле и куча всего такого, чему он даже названия не мог подобрать. Хозяин жилища, наверно, распотрошил не один приемник, телевизор, а может, и патефон. Правда, через несколько секунд Санчо усмотрел и подозрительно современную материнскую плату и даже, вроде бы, видеокарту.
Пока он разглядывал эту техническую кунсткамеру, сзади послышался знакомый шорох. Санчо уже привычным движением обернулся и так же привычно не заметил отверстия в стене, будто она сходилась и расходилась по направляющим. Хотя, пока вертел головой, Кукушкин увидел краем глаза вполне обыкновенную дверь и этим успокоился. Только зачем дверь тому, кто ходит сквозь стены? Может, она фальшивая и, если открыть, то увидишь глухую кирпичную кладку?
– Ты садись, – велел проводник и сам бухнулся на диван. Тот натужно вздохнул: дескать, вот ведь, стоял, никого не трогал, нет бы, аккуратнее приземлиться, так надо со всего размаха.
Санчо присел на стул: хозяин явно притащил этот предмет обстановки из какого-то класса и, скорее всего, отремонтировал. Вообще, весь интерьер напоминал обитель Ланселота, только рыцарь не стал бы заниматься радиотехникой.
– Кто будешь? – бесцеремонно спросили с дивана.
– Кукушкин, – сказал оруженосец и прикусил язык, потому что хотел добавить «Санчо». Все это, опять же, очень походило на допрос, который учинил Ланселот.
– Да я в курсе, что Кукушкин, – ответили с дивана. – Меч откуда взял?
Санчо поперхнулся. Причем, сам не мог бы сказать, от первой фразы или от второй.
Но всю правду решил пока не говорить.
– Он сам меня нашел. – Поспешно сменил тему: – А ты зачем меня спасал?
– Не нравишься ты мне, – сказал хозяин жилья. Выждал паузу и добавил: – Но он еще больше не нравится.
Кукушкин сразу понял, о ком речь.
– Он кто?
– Почем я знаю? Нежить. А ты новый рыцарь, что ли? – продолжили допрос с дивана.
– Типа того, – ответил Санчо.
– Не люблю я рыцарей, – поморщился диванный всадник.
Только сейчас Кукушкин понял: чем-то ему этот нелюбитель рыцарей напоминает Емелю на печи – вихры торчат, губы оттопырены, на носу веснушки.
– Сам-то кто? – невежливо отозвался Санчо.
– Школьный.
– Школьный кто?
– Никто! Это не прилагательное, а существительное. Как «домовой».
– Ты школьный домовой?
– А ты, что ли, тупой? – грубо срифмовал тот, кому Санчо, видимо, был обязан жизнью. А, может, заодно и рыцарством по иронии судьбы, ведь иначе мертвяк завладел бы его мечом, как пить дать. – Домовые, они при домах. А я – при школе.
Кукушкин решил не спорить, хотя бы из проснувшегося чувства благодарности.
– Меня Санчо зовут, –
