Просто пока маленькие были – с ними занималась Люба. Сергею и остальным недосуг, ведь столько всего из руин поднимали. А Люба – в Институте-то, до того, как все случилось – никто была, и звать никак. Старшая помощница младшей лаборантки… В научной работе толку – чуть, вот и приставили к детишкам. И к тому времени, когда Сергей с Германом встретились, уже само собой оказалось, что главная по деткам – она.
– Угу. А она Германа терпеть не может, вот и запретила своим одаренным к нам приближаться.
– Ну, не придумывай…
– Да брось, теть Ань. Мы ж не тупые, соображаем маленько. Эта дура Германа до трясучки боится. И нас заодно.
– Неправда.
– Правда! Сама ведь знаешь, что правда. Вот ты с нами – нормально, а эта – все время так смотрит, как будто мы заразные. Она своим одаренным – знаешь, что наплела? Что у нас такие голоса оттого, что курим много!
– Ох, детка. Ну, как тебе объяснить? Ты пойми – ведь до того, как все случилось, у Любы не было детей. И вдруг – сразу трое! Конечно, она с этих крошек пылинки сдувала. А Сергей благодарен ей был. За то, что хотя бы этот груз – заботу о малышах – с него сняла. Ну и, конечно, потакал во всем. Считал, что раз Люба детьми с таким рвением занимается, то лучше всех знает, что им нужно. А она и рада стараться! Боже упаси было – при детках закурить или слово бранное ляпнуть. А потом еще и эту… борьбу с инстинктами затеяли – не удивлюсь, если тоже с Любиной подачи.
– Вот тут я вообще не догнал! Это-то на фиг было надо?
– Говорят, совместно решили, что коль уж продолжения рода все равно не получается, а пустой разврат плодить интеллигентным людям не к лицу – давайте-ка эту тему вовсе закроем. Тем более, народу в Бункере не так много, чтобы из всех могли пары сложиться. Вот и убили одним махом ревность и страдания. Решили, что в наступивших обстоятельствах расходовать силы на плотские радости – безнравственно. Проголосовали, говорят, единодушно. Наделали пилюлей, подобрали дозировки и пьют. Говорят, что никаких неудобств.
– И этот… одаренный пьет?
– Наверное. Он ведь взрослый уже, как бы не старше тебя.
– Да ладно!
– А что? Это он выглядит дитем. А годами-то, может, и постарше.
– Выглядит он чмом ходячим.
– Рэд! Он не виноват, что из него оранжерейную фиалку сделали. Вас было – сотня душ, и воспитывали вас молодые отважные ребята. У которых физически ни сил, ни времени не хватало на то, чтобы с вами сюсюкаться. А тех малышей отдали одинокой женщине – не первой молодости, с кучей комплексов. Вот и выросло из этих ребят – то, что выросло. И, знаешь… Ты, конечно, можешь на парнишку злиться. Но напрасно. Он хороший мальчик. Добрый, умный…
– Вот, и Дмитрич так же говорил. Может, конечно, и умный. А только как спросит чего – хоть стой, хоть падай. Я сперва думал – издевается… Так нет! В натуре ни хрена не знает. Барахло свое постирать не может, чай ему нальешь – расплескает половину. Пинка дашь – он в истерику: «Ты меня ударил»! Шуток вовсе не понимает.
