конечностью больно, но можно – следовательно, кость не задета. Нож – или что это было – прошел неглубоко. Получается, опасностей две: само кровотечение, которое следует как можно быстрее остановить, и потенциальное заражение крови, которого можно избежать, если правильно обработать рану.
В рюкзаке были и бинты, и мазь. И накладывать повязки Григорий Алексеевич учил… Но куда подевался рюкзак? В которую из комнат их с Рэдом поселили?
Кирилл, поднявшись на ноги, озирался по сторонам, когда вдруг снова распахнулась дверь.
В проеме появилась Лара. Входила она странно, согнувшись в три погибели и спиной вперед. Кирилл не сразу разглядел, что тащит за собой человека.
Поняв, охнул и бросился на помощь. Вдвоем они перевалили тяжелое тело через порог – это оказался незнакомый парень, должно быть, местный. За телом тянулся кровавый след.
– Уйди ты! – цыкнула на Кирилла Лара. – Я сама! Ты, блин, уже выступил. – Она осторожно задрала на парне рубашку.
Тот был ранен в живот, и не нужно было быть специалистом, чтобы понять – ранен тяжело.
– Твою мать, – напряженно проговорила Лара.
Адапты повторяли это словосочетание при Кирилле не раз, и тот запомнил, что ни к чьей матери оно отношения не имеет, просто эмоциональное высказывание.
– Давай его в медкабинет отнесем. Не держать же в коридоре, – говорил Кирилл сдавленно: от вида кровоточащей раны подташнивало.
Лара посмотрела на помощника с сомнением.
– Одна я не допру, тут осторожно надо. А ты, небось, и котенка не поднимешь.
– Я постараюсь.
– Ну, о’кей… Я за плечи, ты под колени – аккуратно только! Взяли?
Кириллу было очень тяжело. И плечо болело и кровоточило нещадно. Но он знал, что скорее умрет, чем скажет об этом Ларе. Они втащили раненого на ту самую кушетку, где пять минут назад добрейшая Анна Владимировна осматривала самого Кирилла.
Лара быстро мыла руки в раковине в углу.
– Сейчас, сперва его обработаю, потом тебя. Рукав задери, а то присохнет.
– У меня – ничего опасного.
– Вижу… Придурок, блин. Возись с тобой теперь. – Это было сказано тем же тоном, что и все предыдущее – просто констатация факта, без злости или раздражения.
– Почему – придурок? – обиделся Кирилл.
– А хрен ли ты на улицу полез? Все равно ж слепой, как крот, не видишь ни фига! Хорошо, Сталкер тебя из-под звездочки выпихнул. А если б не успел?… Рукав задери, кому сказала.
Лара говорила, а руки жили, словно сами по себе, деловито занимаясь пострадавшим. Смачивали тампоны в антисептике и обрабатывали края раны.
Кирилл с содроганием отвернулся.
– Хоть бы не печень, – услышал за спиной он. – Ну, пожалуйста, хоть бы не печень… Сигарету хочешь?
Кирилл не сразу понял, что это ему.
– Что ты сказала?
– Я говорю, покури иди. А то ты, похоже,
