земле весь род людскойЧтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир – телец златой!
В умилении сердечном
Прославляя истукан
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной;
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл!
Прошло несколько лет. Я отучился на юрфаке и стал работать по юридической специальности.
Как-то, совершая променад по центральной улице, увидел Василия, который стоял перед оперным театром, из которого его когда-то выгнали за пьянство. Оборванный, заросший, небритый и хмельной он стоял и пел арию Мефистофеля прохожим.
Перед ним на асфальте лежала замызганная шапка-ушанка, в которую прохожие, удивлённые качеством исполнения, кидали монетки.
Я подошёл к Василию, похлопал его по плечу и опустил ему в шапку червонец. Василий посмотрел на меня мутным взглядом и не узнал. Мыслями он был на сцене.
Увидев в шапке десятирублёвую бумажку, быстро дрожащей рукой сгреб деньги, сунул в карман, нахлобучил шапку на давно не мытую растрёпанную голову и побрёл в направлении винного магазина. На десять рублей в то время можно было купить три бутылки водки.
Ходили слухи, что его предки были дворянами…
Словом, алкогольную закалку и мудрость жизни я получил на том заводе шампанских вин, и тренером моим был Львович.
Сколько ему теперь? Лет, думаю, семьдесят пять – семьдесят семь.
Надеюсь, он уберёг свою печень и теперь на заслуженном тяжким трудом отдыхе попивает шампанское и вспоминает былое.
Может, даже пишет рассказы, как я.
Лёлик
Пролог
Теперь ему семьдесят лет. Он парализован после инсульта, ударившего его с год назад, и заканчивает свою бурную жизнь в хосписе, куда его поместила жена Алина Пална.
Где былая власть местного царька, где былые почести, лесть и знаки внимания, где многочисленные женщины, где почёт, где заискивающие взгляды, где его жена, сын, где его друзья…
Он одинок. Он очень одинок. И он несчастен.
Как бы вижу лежащего на кровати мочащегося под себя старика в застиранной пижаме на жёлтом от времени ветхом белье. Седые растрёпанные жидкие волосы, кустистые брови, тусклый взгляд, морщинистый заросший седой щетиной перекошенный лик, стекающая из угла рта слюна.
Тяжёлый запах смерти, исходящий от тяжело больного давно немытого тела. Табуретка у изголовья с горбушкой чёрствого хлеба, кружка с остывшим недопитым больничным чаем. При этом тело его обездвижено, а мозг работает как обычно.
