лет, и ей указали на дверь. Когда миллиардер это увидел, вознегодовал, приказал выпроводить всех посетителей, усадить бабушку и накормить, чем она пожелает. Эта история должна была вызвать у читателей умиление и восторги по поводу щедрости этого человека, но в Грузии за такую статью мужчине было бы стыдно. Просто накормил – что за жлобство! Не оплатил ей лечение в лучшей больнице, не нанял сиделок до конца жизни, не купил ей дом, в конце концов?! Разве такой историей мужчина может гордиться? Мой отец-работяга мог запросто отдать все деньги какому-нибудь незнакомцу, попавшему в беду, и оставить себя и молодую жену на кефире и булочках до следующей зарплаты. Его потом ругали, стыдили, вразумляли, он приходил в ужас от своих поступков и грядущей нищеты, клятвенно обещал исправиться, но всегда поступал так же. «Ну понимаете, у них дом сгорел (корова сдохла, ребенка в больницу не брали)». Зная о его безотказности, некоторые беззастенчиво этим пользовались и откровенно его обманывали. Когда оказывалось, что дом не горел, корова рожала, а ребенка вообще не было, он только вздыхал и разводил руками, но по-другому поступить просто не мог.
С отцом – Теймуразом Михайловичем Ахалашвили
Чтобы сводить жену в лучший ресторан города, отец по ночам разгружал вагоны и шабашил на стройках. А когда входил в зал, то на каждый столик покупал бутылку шампанского и букет белых роз, и только за столиком, где они с мамой ужинали в окружении музыкантов, розы всегда были алыми. Или покупал у уличного продавца тележку с эскимо, а потом в парке катил ее перед мамой, раздавал прохожим и орал на всю улицу: «Эскимо-мороженое, эскимо-мороженое!» Если денег не было совсем, мог запросто вырвать яблоню из земли и так целиком принести. Или читать под окном наизусть стихи до утра. Мама рассказывала, что память у него была такая, что, прочитав любой текст, он сразу его запоминал. Когда она готовилась к экзаменам, папа за нее все билеты учил. А потом проверял.
Вспоминаю, как однажды с отцом мы ехали из Тбилиси куда-то по дико красивой и узкой дороге, петляющей среди отвесных гор. Впереди на малюсеньком пятачке под скалой показалась древняя, покрытая мхом, маленькая часовня Пресвятой Богородицы. Отец бросает машину на дороге, потому что ее просто некуда больше ставить, и мы идем туда. Пока ходим, на дороге скапливается несколько машин. Кто-то идет, чтобы тоже поклониться святыне, остальные терпеливо ждут, пока мы с отцом помолимся и поедем дальше. Когда мы возвращаемся, ни слова недовольства, гнева или ропота. Только улыбки и понимающие взгляды. Разве можно человека беспокоить, когда он с Богом общается?
Осел, на котором едет Христос
Есть у меня в Тюмени один добрый друг – протоиерей Николай Цирке из Знаменского собора. Вот только подумал о нем – и уже хорошо на сердце. Хоть мы много лет уже не виделись, каждый день молюсь за него
