Только вот я был бешеной грузинской собакой. Влюбленной бешеной грузинской собакой, против которой у него не было никаких шансов. Потому что бешеные собаки не знают правил. Они живут по законам крови, где отступающих немедленно разрывают на куски и съедают. Там есть мое, снова мое и только мое, а тот, кто усомнится, сгорит в аду. Тебя этому никто не учит – это закон, по которому вращается твоя вселенная.
Так жил мой грузинский дед Миша, который три раза сбегал из немецкого плена и вернулся, когда война уже полгода как закончилась, а на него пришла похоронка. Так жил мой отец, про которого говорили, что он мою маму просто украл, а потом венчался в Светицховели. И я тоже никому свою любовь уступать не собирался. И девушке пришлось выбирать. А что делать? Судьба у девушек такая. Когда она сказала мне, что свой выбор сделала, то пригласила меня в одно турецкое кафе, где мы закрылись в кабинке, пили горячий шоколад, ели клубничный торт со сливками и целовались. На следующий день я подарил ей сто двадцать семь ярко-бордовых роз, а через два месяца бросил.
До сих пор не понимаю, как это произошло. Ох уж этот юношеский максимализм, который не прощает жизни ее реалий, живет в хрустальном замке и дышит эфиром! Девушка оказалась из обеспеченной семьи, а я был голодным студентом, перебивающимся случайными заработками и имеющим весьма смутные планы на будущее. Куда я ее приведу? В общагу, где мы жарили бутерброды на обогревателе? Если она туфельками меня с ума сводила, о чем еще говорить? Ох уж эти туфельки! Вот я приезжаю к ней домой, а там подружка из Парижа привезла две пары босоножек. Девушка говорит: выбери, какие мне больше идут. Ну, я с серьезным видом выбираю. А потом оказывается, что она покупает обе пары и еще две на всякий случай. Потому что босоножки красивые, только что из Парижа, а сердце не камень. Я смотрю на них и чувствую себя оскорбленным до глубины души, потому что у меня не было денег даже на ярлычок от них. А нет ничего болезненнее, чем оскорбленная голодная гордость. Спросите у Родиона Раскольникова. Ну откуда у студента могут быть деньги на французские босоножки? Даже думать об этом смешно. У ее папы, известного строителя элитного жилья, были на это деньги, но не у меня. И это была трагедия. Трагедией были ее норковые шубки, бриллиантовые сережки и четырехкомнатная квартира, в которой они жили. Мог ли я дать ей что-либо подобное? Конечно, нет.
И тогда я ее бросил, бросил университет и вообще уехал из этого города. Конечно, так поступают только слабаки и трусы, а за настоящее нужно идти до конца, на то оно и настоящее, чтобы за него бороться. Только ради этого, настоящего, и стоит жить, а все остальное – подробности. Но попробуй объяснить это восемнадцатилетнему студенту, в голове которого компот из Толкиена, Дон Кихота и Акутагавы и претензии на десять жизней! Вместо того чтобы жить и радоваться, он делает одну ошибку за другой и подходит к самому краю, потому что есть только жизнь, которой на все его безумные
