за то, что его дочери удалось избежать сложной хирургической операции.
Или же это просто обычный маршрут его прогулок.
Что бы это ни было, я не спешу ни стирать пыль с лика Марии, ни драить до блеска синеву тряпкой, ни даже убирать кучу засохших букетов. Старые дома и города живут своей жизнью и далеко не каждому открывают свое прошлое. У этого дома богатая история. Я совершенно ничего не знаю о нем, не знаю, чего тут можно касаться и чего нельзя, хотя ужасно хочется всего коснуться. Я представляю пять сестер из Перуджи, так долго хранивших семейную собственность. Они позволяли каменным комнатам обрастать пушистой белой плесенью, виноградным лозам душить деревья, а сливам и грушам осыпаться на землю лето за летом. Но не отпускали дом в чужие руки. Наверное, в детстве они просыпались по утрам в одно и то же время, распахивали ставни своих спален, вдыхали свежий зеленый воздух. Этот дом стал хранилищем их общих воспоминаний.
Наконец они его отпустили, и он достался мне, которая по воле случая оказалась в нужное время в нужном месте. Теперь я держу в руках карты восемнадцатого века, на которых изображены дом и участок. Стрелка внизу карты указывает на консольные ступени, выступающие из каменной стены. Пластическая монолитность этих ступеней из известняка, повисших в воздухе, – оригинальное решение одного из прежних хозяев, которому требовалось переходить с одной террасы на другую. Из-за голубых и серых лишайников, сплошь покрывших ступени, кажется, что по ним не ступала нога человека, но, проведя рукой по ступеньке, я нащупываю неглубокую вмятину в еe центре.
С высокой террасы я смотрю вниз, на свой дом. В тех местах, где на нем осыпалась штукатурка, проглядывает камень, так называемый pietra serena – спокойный камень, квадратный, основательный. Из-за двух пальм, растущих перед домом по обе стороны парадной двери, кажется, что дом стоит где-нибудь в Коста-Рике или Танжере. Мне нравятся пальмы, их сухое шуршание под ветром и экзотический вид. Над двустворчатой фасадной дверью, над еe верхним окном, пристроен каменный балкон с балюстрадой из кованого железа, я планирую высадить здесь герань и жасмин.
На этой террасе до меня не доносятся практически никакие звуки. Мне видны наши оливковые деревья: некоторые из них погибли, другие отстали в росте после сильных заморозков 1985 года, но большинство цветет, сверкая серебром и зеленью. Я насчитала три фиговых дерева с огромными листьями, а под ними разглядела желтые лилии. Тут я могу отдыхать, обозревать неровные холмы, дорогу, обсаженную кипарисами, смотреть на лазурное небо с барочными облаками, из-за которых, кажется, вот-вот выглянут херувимы. Вдали виднеются каменные дома с редким кустарником, террасы с аккуратно подстриженными оливковыми деревьями и виноградником.
Меня очень удивило, что у меня есть киот. Но еще больше меня удивило, что я присоединилась к ритуалу человека с цветами. Я кладу на траву ножницы для подстригания кустарника. Он медленно приближается, держа цветы за
