как свело легкие. Дышать стало трудно, нет – больно. На лбу проступила испарина. Лицо побелело и перекосилось, перекосилось, перекосилось.
Парень нервно нащупал кнопку на панели подлокотника, и окно со скрипом опустилось.
Свежий воздух ворвался в салон, прокатившись по древним креслам, серому потолку, и на сей раз легкие разжались, чтобы Кирилл вдохнул кислород полной грудью.
– Ты чего?
Кир резко обернулся и понял, что Ситков с недоумением разглядывает его лицо. Узкие, но проницательные глаза старого друга выискивали ответы на вопросы, отгадывали загадку и раскапывали сгнившие скелеты, упрятанные чистенькими руками в грязную землю. Было в нем что-то от ищейки, доставучей собаки, которая всегда учует подвох.
– Ты в порядке?
– Подавился. – Кирилл небрежно ухмыльнулся.
– По спине постучать?
– Себе по голове постучи.
Закатив глаза, Женя отвернулся, а Бродский выкинул в окно сигарету. В салоне повисла звенящая тишина. Лишь свистел рассерженный ветер и дребезжал убитый двигатель. Все казалось таким прежним и чужим одновременно. В голове никак не укладывалась цельная картинка. Кир то вспоминал детство, то проваливался в настоящее, и желудок сводило от этих американских горок. Он редко думал о прошлых друзьях. У него не было времени, да и желания о них думать. Отрезать кусок жизни за секунду, острыми ножницами, щелкнуть зубцами, пальцами, моргнуть, и вот ты уже далеко от тех мест и тех людей, что наполняли твое «сегодня». Кирилл действительно считал, что таким образом он разрешал множество проблем, становился взрослее, но сейчас у него уже не находилось былого подросткового мужества лицом вперед сигануть с утеса, сейчас шрамы болели, останавливали, а тогда… у него не было выбора. Разве у людей вообще есть выбор, когда сворачивать нужно срочно, немедленно, категорично? Он разорвал все контакты, сжег все мосты. И это сработало. Он притворился человеком без прошлого, ведь куда проще живется с чистыми страницами. Правда, теперь Кирилл понимал, он, черт подери, осознавал, что не было никаких пустых страниц. Что как бы усердно он не проходился ластиком по бумаге, карандаш оставлял следы, и некоторые буквы, даже спустя столько лет, хорошо прочитывались.
– У меня умер отец, – внезапно признался Женя, смотря в окно. Кирилл немного сбросил скорость и повернулся к другу. Все его тело похолодело. Руки так и застыли, вцепившись в кожаный руль с животной яростью. – Пару лет назад. Доигрался. И не поверишь с чем. – Женек поглядел на Кира. – С сигаретами.
Его губ коснулась ухмылка. Знакомая ухмылка. Кир будто в отражение посмотрел.
Он прочистил горло и отрезал:
– Мне жаль.
– Да нормально все. Давно это было. Я с ним не особо ладил. Ну, ты, возможно, помнишь, как он по всему дому гонял меня, как тумаки отвешивал. Не был он отцом года, но все же отцом был. Мама чуть рассудок не потеряла. Ее с работы уволили. Сейчас она уже нашла другое место, ты не подумай, она у меня толковая, но трудное было время.
– Ты это к чему?
– Да так.
