общим обывательским уровнем развития, говорят сами за себя, это не лучшие люди нашего общества. Усталые и сломленные, они чревовещают по программе. Крайне редко могут они понять своих учеников или предвидеть их. Достаточно сказать, что в школьном аттестате у меня по русской литературе стояла тройка. А я ведь читал запоем, запойно писал стихи с пятнадцати лет, и уж тройки мне явно было мало. Но мы не нравились друг другу: учительница и я. Я не мог поставить ей тройку, она могла. Надеюсь, она жива и хоть раз в неделю опять и опять удостоверяется в своей дури.
Тотчас после воцарения советской власти революционеры-большевики вовсю свободно экспериментировали со школой. Если судить по «Республике ШКИД» – были выборы преподавателей, школьное самоуправление. Будущее намечалось интересное. Понимали, что если хотят выращивать нового человека, то нужна и новая школа. Но одно дело – оспаривать власть в революционном порыве. Другое дело – захватить власть и властвовать. Ломать одновременно многие институты государства – крайне трудоемкое занятие. Да и опасное: сломаешь старую школу, а пока еще построишь новую – не будет никакой.
Потому новой школы не получилось. Убрали Закон Божий да букву «ять», заменив их историей Покровского и материализмом для школьников. Эксперименты Макаренко и «Республики ШКИД» захлебнулись. Все тихо возвращалось на круги своя. Во время Великой Отечественной войны появился феномен фабрично-заводских училищ. После войны помирившийся с церковью и озабоченный укреплением государственности И. В. Сталин (он уже до этого возвратил офицеров и погоны) стал возвращать классическое образование. Было введено раздельное обучение полов, школьная форма, ремни и фуражки, платное обучение для трех старших классов, и даже латынь и греческий – мертвые языки. Продержалась эта имперская мода недолго, приблизительно от 1947 до 1955 года. И даже не была введена повсюду, оставались школы и со смешанным обучением, и без фуражек и ремней. (Пытались ввести форму и для студентов.) В хрущевскую оттепель сталинская попытка возродить имперскую школу загнулась. «Демократичному» и американистому Хрущу она, должно быть, казалась неуместным классицизмом. Так же как «архитектурные излишества» – против них стали тогда серьезно бороться: против сталинского имперского стиля зданий МИДа, гостиницы «Украина» и иже. Между тем латынь, ремни и фуражки были из одного и того же набора имперскости, вместе с «архитектурными излишествами». Хрущу нужна была быстро-быстро рабочая сила на фабрики и заводы и трактористы для подъема целины, потому школу сделали восьмилетней. Нужны были рабочие и крестьяне, вот их и спешно производили в восьмилетках.
В конце концов пришли к сегодняшней нелепой школе. Пожалуй, не намеренно пришли, ибо качество государственной элиты – правителей государства – неуклонно снижалось, и вряд ли Хрущев и тем более Брежнев были способны на размышления по поводу образования, не говоря уже о том, чтобы оценить сравнительные качества систем образования. После гения Ленина (впрочем,
