карие. Живые, но покрасневшие. Горюет или напилась с утра, подумал Харри. Или и то и другое.
Он прикинул, что ей на вид сорок с небольшим, но выглядела она превосходно. Чуть поблекшая красавица средних лет, из высшего слоя среднего класса. Кажется, он видел ее раньше.
Харри уселся в другое плетеное кресло, которое тотчас прогнулось, облегая тело, словно только его и дожидалось.
– В таком случае я бы выпил воды, фру Мольнес.
Она дала распоряжения слуге и, махнув рукой, выпроводила его из сада.
– Вам сообщили, что вы можете увидеть вашего мужа?
– Да, благодарю, – сказала она.
Харри отметил резкие нотки в ее голосе.
– Мне наконец позволили увидеть его. Человека, с которым я прожила в браке двадцать лет. – Ее карие глаза потемнели, и Харри подумал, что, пожалуй, правильно говорят, будто к берегам Суннмёре в свое время прибило немало португальцев и испанцев, потерпевших кораблекрушение.
– Я вынужден задать вам несколько вопросов, – произнес он.
– Тогда поторопитесь, пока на меня еще действует джин. – И она перекинула через колено стройную, загорелую и наверняка только что выбритую ногу.
Харри достал блокнот. Не то чтобы ему так уж необходимо было вести запись, но не хотелось смотреть на нее, пока она будет отвечать. Так легче беседовать с родственниками жертв.
Она рассказала, что супруг уехал из дома утром и не говорил, будто может вернуться поздно, но всегда ведь могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Когда в десять часов вечера от него все еще не было никаких известий, она попробовала позвонить ему, но ни стационарный телефон в его кабинете, ни мобильный не отвечали. Ее это, однако, не встревожило. И только после полуночи ей позвонила Тонье Виг и сообщила, что муж ее найден мертвым в каком-то мотеле.
Харри бросил изучающий взгляд на Хильде Мольнес. Говорила она уверенно и без мелодраматизма.
Как поняла Хильде Мольнес, Тонье Виг ничего не знала о причине смерти. На следующий день советник посольства известила ее о том, что ее супруг убит и что из Осло поступило распоряжение о неразглашении информации, касающейся причин смерти. Инструкция распространялась и на Хильде Мольнес, хотя она не являлась сотрудником посольства, поскольку все без исключения норвежские граждане обязаны хранить молчание, если речь идет о «государственной безопасности». Последние слова она произнесла с горькой иронией и подняла бокал.
Харри кивнул, записывая ее рассказ в блокнот. Он спросил, уверена ли она, что ее муж не оставил мобильный телефон дома, и она сказала, что да. Сам не зная почему, он поинтересовался, какой марки у него был мобильник, и она ответила, что не знает в точности, но, кажется, финский.
Она не смогла назвать ему имена лиц, у которых мог бы быть мотив для убийства посла.
Он постучал карандашом по блокноту.
– Ваш муж любил детей?
– О да, очень! – вырвалось у Хильде Мольнес, и впервые он услышал дрожь в ее голосе. –
