буфет без дверцы. В углу, на соломенном тюфяке, кишащем клопами и вшами, лежал, свернувшись калачиком как пес, человек.
– Боже мой! – воскликнул Сандемос с отвращением. – Разве нормальный человек может так жить? Пойдемте, пожалуйста!
– Еще одну спичку! Живо! – Йолсен и не собирался уходить. Этот человек, возможно, спас жизнь его дочери, и какая разница, что у него тут за лачуга! Пелле увидел на столе масляную лампу и прежде, чем спичка потухла, зажег ее.
– Герр, – обратился он к спящему, – герр, проснитесь! Пожалуйста!
В свете огня они тут же узнали Немого. Он не слышал Йолсена и продолжал храпеть, пребывая в тяжелом беспокойном сне.
– Он не слышит тебя! Он же глухой! – сказал Сандемос.
– Взгляните на него!
– А что на него смотреть? Я видел его много раз…
– Я про другое. Вглядитесь. Он ведь еще совсем молодой.
В лице Немого, искривленном, рассеченном шрамами, скрывались нежные тонкие черты, казалось, несвойственные этому измученному существу.
Йолсен сел рядом с ним. Он почувствовал запах акевита и тела, которое давно не видело ни воды, ни мыла. Но для Пелле это ничего не значило. Он протянул руку и коснулся плеча Немого.
– Герр, – позвал он.
Немой резко проснулся. Его взгляд сделался агрессивным, точно у истощенного дикого зверя, который в любую секунду ожидает нападения.
Он вскочил и закричал. Закричал!
– Мы не причиним тебе зла, – прошептал Йолсен.
Однако инспектор Сандемос кинулся к столу, на котором лежал нож для мяса, схватил его и принялся размахивать им перед собой, угрожая Немому:
– Стой! Ни шагу!
– Что вы делаете? – недоумевал Йолсен. – Немедленно положите нож!
Немой прижался к стене, как напуганный и пойманный в ловушку зверь.
– Читайте по моим губам, – произнес Пелле таким нежным голосом, на какой только был способен, поднося зажженную лампу к лицу. – Посмотрите на меня. Не узнаёте? Утром вы спасли мою дочь. Я в долгу перед вами.
Немой, казалось, пребывал в замешательстве. Он тревожно вглядывался в полумрак комнаты, где по-прежнему стоял незваный гость с ножом в руках.
– Сандемос! – прошипел Йолсен сквозь стиснутые зубы. – Я же просил убрать нож! Вы пугаете его!
– Это он меня пугает! – заскулил инспектор.
– Ну же! Прошу вас!
Cандемос наконец послушался и неохотно положил нож.
– Я в долгу перед вами, – повторил Йолсен, держа лампу прямо перед собой, чтобы Немой мог как следует разглядеть его лицо. – За то, что вы сделали для моей семьи. Простите за то, что напугали. Я стучал и звал вас, но мне сказали, что вы ничего не слышите.
Йолсен говорил медленно, произнося слова по слогам, словно перед ним был ребенок трех-четырех лет.
Немой кивнул.
– Я знаю, что после службы в военно-морском
