дед, – все выдающиеся дьяволы были родом из падших ангелов…»
…Как ни странно, Иллария была гадким утенком в детстве. Длинная, тощая, плохо одетая девочка в очках с толстыми линзами. Отца она не знала, мать разрывалась на трех работах, да еще и домой кое-что приносила. Детство ее проходило под клацанье пишущей машинки. Иллария просыпалась под него, под него и засыпала.
Она любила маму. Любила, жалела и презирала, в чем не признавалась даже себе самой. Когда она вернулась из столицы, привезя ей в подарок норковую шубу, та не обрадовалась, а испугалась. Гладила шелковистый мех некрасивой рукой с разбитыми пальцами, а потом заплакала. Иллария прижала мать к себе, умирая от жалости. Она купила новую квартиру, в которую мать переехала неохотно. Ей недоставало старых соседей после тридцати лет жизни в доме на Вокзальной, в однокомнатной квартире. Она не решалась приглашать к себе старых подружек – ей было стыдно за шикарный район. Важного консьержа-генерала, восседавшего в фойе, она побаивалась; дорогой обстановки стеснялась. Иллария всегда была занята, звонила часто, а приезжала домой редко – по молодости лет ей казалось, что мама должна быть счастлива в золотой клетке, а та медленно угасала, не смея пожаловаться.
Люди, как давно поняла Иллария, делятся на две разновидности: те, кто берет, и те, кто дает. Берущие и дающие – и все! В эти две категории человеческой натуры умещаются все жизненные аспекты и коллизии. Мать была из тех, кто дает. Она, Иллария, – из тех, кто берет.
Иллария закончила Литературный институт, куда поступила без протекции, что было удивительно само по себе и говорило о том, что она личность незаурядная. Экзамены сдала блестяще. Жадные глаза ее были широко раскрыты, она впитывала столицу всеми фибрами души. И вскоре из гадкого утенка превратилась в лебедя, что потребовало известной работы над собой. Она сменила очки на линзы, научилась шить, копируя фасоны из журналов мод. Изменила походку, манеру говорить, научилась смотреть в глаза собеседнику, изживая в себе робость и неуверенность. Проделывала все то, что проделывает гадкий утенок с характером, давший себе слово превратиться в лебедя.
После окончания института Иллария два года работала репортером «желтоватых» изданий. Затем занялась серьезно английским и испанским, переводила дамские романы, в чем весьма преуспела. Недолго, правда, так как ее живая и предприимчивая натура требовала динамики. Журналистика и переводы оказались удачным сочетанием. Постепенно она нащупала жизненную схему, которая требовала известной смелости и умения рисковать, но давала неплохой заработок. Схема была проста и проверена поколениями других женщин, умело использовавших мужские тщеславие, падкость на лесть и постоянную готовность приволокнуться за красивой самкой. Она знакомилась с богатыми мужчинами, известными публичными фигурами, под предлогом написать о них, восхищалась их… чем угодно – умением жить и делать деньги, автомобилем, загородным домом-замком, а потом история взаимоотношений
