на виду – это славно…
– Девка собой хороша, приданое – теткин двор на Лубянке, у Введенской церкви, дворишко невелик, но жить там можно. И деньгами дадут немало, и мягкой рухлядью. Я свахе сказала взять у отца роспись приданого, принести, ты сам поглядишь.
– Погляжу… – Деревнин подумал о Воробье; вот кому дать ту роспись и отправить лазутчиком на невестин двор.
– Поел, батюшка? – спросила Ненила. – Или еще оладушек пожарить?
– Сыт по горло, до обеда продержусь. Пойду я, благословясь, – Деревнин встал из-за стола. – Марья, я рубаху порвал. Почини. На постели оставил.
– Починю, наш батюшка.
При людях она его почтительно называла, а наедине – могла даже Ивашкой.
На дворе залаяли псы.
– Кого там нечистый принес? – спросил Деревнин. И ведь угадал – ангелы-то приводят вестника, несущего добрую весть, а нечистая сила – такого, что с неприятностями.
Это оказался Данило Воробей. Псы его узнали и пропустили.
– Батюшка Иван Андреич, беда!
– Что стряслось?
– Девку нашу порешили!
– Как порешили?! Что ты врешь?!
– Удавили, Иван Андреич!
– Где, как?
– На двор к нам залезли, пса, видать, прикормили. Они, сукины дети, следили за нами и подслушали, что мы девку в подклете уложим. А пес, паскуда, чуть живой валяется! Что сожрал – то выблевал, старый дурак. Может, потому и жив остался…
Деревнин помолчал.
Воробей смотрел на него с надеждой.
– Идем к тебе, – сказал подьячий. – Светает, девку разглядим, может, что и уразумеем.
И вздохнул: пора бежать в приказную избу, а тут еще покойница…
На дворе у Воробья было полное смятение: Ульяна рыдала, Тимофеевна довольно громко молилась, Аверьян сидел у дверей подклета на чурбаке и ругал ополоумевших баб.
– А все ты, твои затеи! – напустился он на Воробья. – Приняли в дом шпыня ненадобного!..
Он сильно не уважал ремесло площадного подьячего.
– Цыц, – даже не слишком грозно сказал Деревнин. – Будешь лаяться – не посмотрю, что обезножел, в приказ сволоку.
– За что?!.
– За то. Данило Петрович мое приказание исполнял. А ты бабам не велел пса хорошо кормить, вот он у тебя всякую дрянь и жрет.
Тут Аверьян и заткнулся – Деревнин словно под дверью подслушивал, как он костерит Ульяну за лишние расходы по хозяйству.
– Запали лучину, – сказал Воробей сестре. – И тащи сюда живо.
Оба подьячих, приказный и площадной, вошли в подклет. Там на лавке лежала девка с запрокинутым лицом.
Воробей держал лучину, пока Деревнин наскоро осматривал покойницу.
– Душили руками, – сказал он. – И ручищи здоровенные. За что ж ее так? От кого убегала?..
– Насиловать хотели?
