подьячий Деревнин. Чего тебе? – неласково спросил Деревнин. Парнишка испугался и даже съежился.
– Кто тебя послал? – не дождавшись ответа, вдругорядь спросил подьячий.
– Дядька…
– Чей дядька?
– Дядька Мартьян…
– Ты в лавке, что ли, у него служишь? – догадался Деревнин.
У приятеля своего, купца Мартьяна Гречишникова, он бывал дома, когда звали к богатому застолью, домочадцев знал в лицо – то есть домочадцев мужеска полу, поскольку Гречишников очень не одобрял, когда его бабы и девки выходили к гостям. Этого парнишку он там вроде не встречал.
– Служу…
– Так с чем тебя послали-то?
– Дядька Мартьян велел – чтобы к нему… – Парнишка запнулся и совсем тихо выговорил: – Жаловать изволили…
Подьячий усмехнулся – такие словесные выкрутасы были для гонца в диковинку.
– Передай – вечером к нему буду. Беги!
Такой призыв мог означать все что угодно. Могло статься, что купцу доставили дорогое заморское вино и он желает выпить в обществе давнего приятеля. А могло статься, что случилось недоразумение, в котором он сам разобраться не может.
Оказалось – и то и другое.
Приказав ключнице устроить на краю стола богатое угощение и выпроводив ее, Мартьян Петрович сказал:
– Иван Андреич, совет твой потребен. Тут у меня в хозяйстве нестроение вышло…
– Какое, Мартьян Петрович?
– Некое нестроение… Блудное то бишь…
– Так говори. Я не красная девица, румянцем не зальюсь. Знал бы ты, сколько этих блудных нестроений у нас в приказных столбцах имеется. Только еще корову никто спьяну не огулял, а все прочее, кажись, уже было.
– Приказчик мой, Онисим, да ты его знаешь… – Купец вздохнул. – Дурак он, хоть и мой приказчик. Старый дурень. Все ему в один голос: не женись ты на этой Дарье да не женись! На родню ее погляди! Не диво, коли явится, что та родня Стромынку оседлала! Видел бы ты их! С такими ручищами только в стеношники идти, на льду в стенке биться, государя тешить. А он уперся: женюсь, да и только!
– Про Стромынку – сгоряча сказано или кое-что ведомо? И кем сказано?
– Да всеми! Я чай, сгоряча. А, статочно, и впрямь портные – под мостом вязовой дубиной шьют.
Так заковыристо в народе обозначали тех лесных налетчиков, что поджидают добычу, хоронясь под мостом.
– Имена и прозвания потом скажешь. Может, и впрямь в наши столбцы затесались.
– Аникины они, Федот да Гаврило. Оба кожемяки. А она, Дарья, сказывали, честная вдова. Сказывали! Языки бы им калеными клещами!.. Повенчался мой дурень на этой Дарье. Стали жить. А у Онисима сынок – Архипка, ему уж шестнадцатый. Думали учить его, чтобы потом женить и поставить в приказчики, а до того я его в ту лавку, что ближе к спуску, определил. Так парень два и два
