я чувствовал: между изменениями в природе и мной есть какая-то связь, которую тщетно пытался отыскать. Она всё время ускользала, словно шёлковые простыни с гладильной доски. Упрямо настигнув цель, я, наконец, получил ответ. С момента операции пролетело два месяца!
Странно, но я не почувствовал облегчения от этого, казалось бы, радостного известия. Наоборот, меня словно обманули. Душевное равновесие, доставшееся таким трудом, рушилось. Беспомощно вороша эту груду хлама, я протестовал против подаренной мне неожиданной отсрочки. Мысль о том, что буду жить, воспринималась абсурдом. Я настолько свыкся со смертью, что отвергал любую попытку даже думать о будущем.
Мои нервы были взвинчены до предела. Я отвык от сильных эмоциональных потрясений, и теперь они приносили реальную физическую боль. Мучила мысль, что кто-то жестоко посмеялся надо мной. Спасительный обман превратился в изощрённую пытку! Но продолжалось это недолго.
Неумолимое, как палач, время профессионально выполнило свою работу. Возврат к реальности быстрее, нежели уход от неё. Словно кубарем слететь с ледяной горы! Много усилий на подъём, спуск же занимает несколько мгновений.
Необходимость, эта стремнина жизни, вырвав из мира иллюзий, разом нацепила хомут проблем. Заполнив всё свободное время, они ввергли в привычный водоворот суеты, раздувая потухшие угли былых отношений.
Горнило
Прошло около трёх месяцев. Жизнь постепенно брала своё. Словно породистый скакун она набирала ход, и я едва успевал любоваться рассветами. Какие-то дела постоянно задвигали на задний план что-то простое, но очень важное. Я перестал думать о смерти, и лишь странный сон не давал забыть то, что случилось некоторое время назад.
Как-то я проснулся рано утром, словно выпав из сна. Почудилось, что кто-то зовёт меня. Открыв глаза, я внимательно вглядывался в тишину.
– Проснулся? – отчётливо раздалось в тиши.
«Какой странный сон», – пришло мне на ум.
– Это не сон, – словно читая мысли, возразил голос.
Я резко поднял голову и огляделся.
– Кого ты ищешь? – мягко прозвучало ниоткуда.
Сбитый с толку, я медленно поднялся и неуклюже заковылял на кухню. Подойдя к окну, полной грудью вдохнул утреннюю прохладу. Она была с горчинкой дыма от костров, последнего приюта ставших ненужными сухих листьев. Эта ритуальная кремация повторялась из года в год, но никогда она не казалась столь символичной. Постояв немного, я окончательно проснулся.
– Чудесный рассвет, не правда ли? – спросил голос.
– Твою мать, – стараясь казаться спокойным, выговорил я, сердце же при этом бешено заколотилось. – Что происходит?
– А у кого ты спрашиваешь? – как ни в чём не бывало вежливо поинтересовался голос.
Я хотел что-то сказать, но нужды в этом не было. Он звучал у меня в голове, и вряд ли кто-нибудь ещё мог его
