вполне могут быть голубых кровей, правда, Ник? – Анна повернулась к мужу, который наконец–то нашел применение «Файненшл Таймс» по назначению.
– Что дорогая? – Ник отвлекся от своей газеты.
– Могут ли стюарды быть голубых кровей? – повторила она.
– Дорогая, в современном мире нет места ни классовости, ни расовой и социальной принадлежности. Твои рассуждения делают тебя вульгарной. – Ник снова уткнулся в газету.
– Ник, – Анна подергала его за руку, – именно поэтому ты принадлежишь ко всем возможным членским клубам мира, чтобы там пообщаться с черными рабочими из Стратфода? И сейчас мы лежим не на общественном пляже, а в закрытом клубе, благодаря членству Каролины, – Анна оседлала любимый конек политических и социальных споров с Ником.
– Любимая, это просто ради удобства и комфорта, а вовсе не из–за социального расслоения. Все люди равны.
Анну раздражала политкорректность Ника. Родившись с серебряной ложкой во рту3, он любил порассуждать о классовом равенстве. По мнению Анны, его чрезмерное уважение ко всему работающему на них персоналу, в особенности к повару, которого он считал милым другом, было просто нелепым. Домработница крутила им как могла, до тех пор, пока в дом не пришла Анна и не расставила все по своим местам. Она сразу же ввела, если не классовую, то хотя бы рабочую субординацию, где домработница как минимум исполняла обязанности, вмененные ей работодателем, а не наоборот.
– Ты себе, как обычно, нафантазировала. Встретишь его опять, если судьба, – Анна легла и прикрыла лицо полотенцем, тем самым показывая, что разговор окончен.
«Если судьба…» – вздохнула Таш.
2. Как исправить ошибки родословной
Сардиния
– Ах ты, старый развратник! – звон смачной оплеухи заглушил хруст металла, смявшегося от удара о твердую терракотовую плитку. Серебряное ведерко неторопливо покатилось в сторону бассейна, оставив содержимое – горку из кусочков льда – таять на палящем итальянском солнце. Немолодые дамы, лежавшие по соседству, высунули головы из–под пляжных зонтов отеля «Кала ди Вольпе», больше похожих на шляпы вьетнамцев.
Толстая, словно мешок набитый картошкой, тетка оттаскивала своего орангутанга–мужа от деревянного лежака, на котором вот уже несколько минут пышногрудая блондинка безуспешно искала удобное положение для никак не помещавшихся на шезлонге длиннющих ног.
Катя Волкова, или, как она сама себя называла, Волкофф, поставила ступню со свежим красным педикюром на гладко подстриженную траву. Голубые стринги, расшитые пайетками, будоражили воображение особей противоположного пола, в поле зрения коих она попадала.
– Еще пять минут, и идем обедать, – буркнула она, обращаясь к Таш.
Даже посягательство на ее святая святых, о которой она отзывалась не иначе как о «храме благочестия и добродетели»
Английский аналог русского фразеологизма «родиться в рубашке».
