первая жена которого умерла при родах. Я знаю, что он мучается сожалениями не меньше меня, хоть и по прямо противоположной причине. Ничего нельзя знать… Наверное, нужно просто привыкнуть к тому, что не знаешь.
Даг некоторое время молчал, и приунывшая Фаун тоже ничего не говорила. Впрочем, может быть, ему только и нужно было, чтобы его выслушали? Неожиданно Фаун подумала о том, не сомневается ли Даг в своей способности иметь детей. Пятьдесят пять лет – долгое время для мужчины, чтобы оставаться бездетным, хотя у Фаун и не сложилось впечатления, чтобы он имел дело со многими женщинами до или после Каунео; а уж когда имел, то был очень осторожен… Ее собственная история была такова, что, если ребенка не появится, когда они его наконец захотят, не возникнет сомнений в том, кто несет за это ответственность. Может быть, Даг боялся ее разочаровать?
Мысли Дага, по-видимому, текли теперь по другому руслу, потому что он сказал:
– У меня не так много близких родственников, как у тебя – в живых теперь только мать, брат и его жена. Все мои племянники уже покинули шатер: кто-то – в дозоре, кто-то – в подмастерьях. Пока только один из них связан узами.
Племянники и племянницы Дага были, по его рассказам, примерно того же возраста, что Фаун и ее братья. Фаун кивнула.
– Я рассчитываю незаметно проскользнуть в лагерь, – продолжал Даг. – Никак не могу решить: кому первому доложить о своем прибытии – Громовержцу или моей семье. Наверное, слухи о расправе со Злым в окрестностях Глассфорджа дошли до лагеря еще до прибытия Мари; в этом случае Громовержец захочет получить полный отчет. И о ноже я должен ему сообщить. Однако я хотел бы представить тебя своим матери и брату так, как мне хочется, прежде чем они узнают новости от кого-то еще.
– Ну а кто меньше обидится, оказавшись вторым? – спросила Фаун.
– Трудно сказать, – сухо улыбнулся Даг. – Мама дольше будет испытывать неудовольствие, но и Громовержец таких промахов не забывает.
– Мне не следовало бы начинать с того, чтобы обидеть свою свекровь.
– Искорка, боюсь, что некоторые люди обидятся, что бы мы с тобой ни делали. То, что мы совершили, не принято, хоть мы и действовали со всей честностью.
– Ну, среди крестьян тоже есть такие, – сказала Фаун, стараясь сохранить оптимизм. – Им ничем не угодишь. Остается только пытаться… по крайней мере пытаться не сломаться первым. – Фаун обдумала проблему и сказала: – Лучше начать с того, от кого ожидаешь самого худшего. Тогда, если уж придется, можно сбежать, сославшись на необходимость повидаться с другим.
Даг рассмеялся.
– Хороший совет. Может быть, я так и сделаю. – Однако кого он считает самой большой угрозой, он так и не сказал.
Весь этот день они ехали, не останавливаясь. Фаун подумала, что могла бы определить, когда до озера останется недалеко: небо становилось все светлее, а настроение Дага – все сумрачнее. Как бы то ни было, он делался все молчаливее, хотя взгляды, которые он бросал вперед, становились
