улетела бы, в чем проблема?» Нину это совсем не смущает.
– Твои родители скоро будут готовы? Ты знаешь, в такие рестораны, как этот, нельзя опаздывать.
– Почему? – невинно удивляюсь я. И опять со всей скорости сажусь в огромную лужу.
– Тебе ничего не говорит название «Ambassadeur»? – фальшиво удивляется Нина. Еще и так громко, чтобы все окружающие зеваки со стойки отеля услышали о том, какая я невежественная хамка. Слава Богу, что они не понимают по-русски. И все же…
– Нет, – насколько можно безразличней пожимаю плечами я. – А должно?
Нинель брезгливо закатывает глаза. Все же как актриса она – полный ноль: ее не взяли бы даже в самый дешевый театр. Слава едва сдерживает смешок, прикрывая его приступом кашля. У него хотя бы получается притворяться лучше, чем у его снобской сестры. Я снова задаюсь вопросом: смеется ли он над моим невежеством или над чванством Нинели?
– В нашем случае можно и опоздать, – приходит в итоге он мне на выручку. – Я прекрасно помню, как долго собирается тетя Наташа. А мама мне не простит, если я привезу ее подругу не при полном параде.
Киваю. Молчание затягивается. Решив, что хуже уже не будет, я торопливо сбрасываю отвратительные туфли.
– Зачем же носить, если тебе в них неудобно? – удивляется Слава.
– Ташин подарок, – я грустно вздыхаю: знал бы он, что это из-за него мне приходится их надевать. – И почему мы не ходим в кедах с вечерними платьями? Они гораздо удобнее.
Нина вновь закатывает глаза. «Она бы еще телогрейку с сапогами нацепила!», – кричит ее возмущенный вид. Гордое молчание Славиной сестры, однако, играет нам на руку: атмосфера заметно теплеет.
– В следующий раз, когда мы куда-нибудь пойдем, я разрешаю тебе надеть кеды, – авторитарно заявляет Слава.
– Обязательно скажи об этом Наташе, – я расслабленно подгибаю под себя ноги.
Диваны в этом отеле удобны до безобразия.
– А ты всегда ведешь себя, как хорошая девочка, и слушаешься маму?
Слово «мама» больно режет слух. Наташа благоразумно не просила называть ее так. Или ей не хотелось казаться слишком старой рядом со взрослой падчерицей? Попробуй определи мотивацию взбалмошной мачехи: никогда не знаешь, что у нее на уме.
– А как же иначе? – я безнадежно киваю. – Ты разве не помнишь, какой у нее характер?
Мы заговорщически переглядываемся. Нина фыркает, и я уверена, что первым же делом она расскажет об этом разговоре своей мамаше. Меня терзает дурацкое желание швырнуть в королеву прокисших щей свою неудобную туфлю. Сдерживают пламенный порыв лишь неопределенные основы этикета, привитые Наташей.
– У нашей такой же, – уныло отвечает Слава, рассматривая мои коленки.
Я официально заявляю, что ненавижу короткие платья, вызывающие непристойные мысли у друзей мужского пола.
– А вот и мы! – сияет Таша, перебивая неловкую паузу. В ее ушах чинно покачиваются длинные бриллиантовые
