ключ, вошел комиссар Федя. Принес кусок хлеба, два ломтика соленого сала, квашеной капусты в чеканной конфетнице черненого серебра. Поставил возле дивана пустое ведро:
– Вот тебе параша. Седни в тувалет не выведу. Моя приехала, с дитями. Сиди, не рыпайся. Голос подашь – шлепну.
Целый день княгиня сидела, не подавая голоса. За дверью кто-то тяжело ходил, все время кашляя и зевая, туда-сюда с топотом носились дети, смеялись, плакали, орали: «Мамка! Зинка щипаи-и-ить!» Потом кто-то стал толкать дверь, дергать, вертеть ручку. Потом ушел. Потом опять пришел, стал звенеть связкой ключей, совать каждый ключ в замочную скважину… Это не комиссар Федя, поняла княгиня. Комиссар Федя всегда носил ключ в кармане. Наверное, это его жена наткнулась на запертую дверь и теперь подбирает ключ к замку… Надо как следует приготовиться. Надо все как следует обдумать, и, как только его жена откроет дверь, тут же и привести убедительные доводы в пользу своего освобождения…
Шестой ключ подошел. Дверь приоткрылась, в щель сунулось щекастое бабье лицо с поджатыми губами, мелким красненьким носиком и совсем мелкими глазами под широкими светлыми бровями. Глаза с подозрением метнулись туда-сюда, остановились на княгине, сжавшейся в углу дивана, и расширились.
– Эт-та вона… А?! – грозно сказала баба, распахнула дверь настежь и вдвинулась в кабинет, странно раскачиваясь на ходу и разводя руки в стороны. Очень большая баба. – Эт-та шо ж ты тута, а?! Ишь, заховалась, шалава… Убью-у-у-у!!!
Княгиня, преодолевая животный страх, с трудом поднялась, прижала палец к губам и торопливо заговорила, глядя то на страшную бабу, то на распахнутую дверь:
– Тише, я прошу вас, тише, не кричите… Вас ведь могут услышать! Это опасно… Вот, посмотрите, что у меня есть… Это дорогое кольцо, если его продать, то можно выручить много денег… Я вам отдам кольцо. Только выпустите меня отсюда… Я вас умоляю, ради Христа, выпустите меня!
Баба остановилась на полпути, замолчала с открытым ртом, уставилась княгине на живот и довольно мирно спросила:
– А ты шо тута? Делаешь-то? Запертая – эт-та зачем же ж?
– Я не знаю! – сдерживая слезы, с отчаянием сказала княгиня. – Я совсем ничего не понимаю! Вот, возьмите кольцо, я прошу вас… Смотрите, какой камень!
Баба взяла кольцо, повертела в толстых обветренных пальцах, зачем-то колупнула обломанным ногтем, потом бросила на пол и насмешливо загундосила, странно кривя губы и цыкая зубом:
– Ой-ой-ой! Много денех, аха! Таких-та каменьев и за окном – полна дороха! А золото заныкала, а? Куды золото заховала, а, барынька?
– У меня больше ничего нет, – устало сказала княгиня, села на диван и положила ладони на живот – болел. – У меня больше совсем ничего нет…
– Ну и пшла отсель, – равнодушно приказала баба. – Пшла, пшла… Ишь, расселася… Дармоедка. Иш-шо и провьянт ей носють. Эт-та куды же ж, думаю, он провьянт понес? А вона куды! Аха. Пшла отсель. Пока я добрая.
Не веря своему
