со своей супругой Клавдией допрашивали свою дочь, юницу Дуню, о том, с какой стати она собралась уходить в монастырь.
– Да посмотри ты на себя, Дунюшка, – увещевал ее Матвей, крестьянин-крепыш, от которого пахло ядреной махоркой. – Ты ж молодая, красивая, тебе замуж надо, деток рожать. Ну зачем тебе в монахини уходить?
– Да я, батюшка, в монахини-то, может, и не уйду, а вот девство свое соблюду. Может, Христовой невестой стану да тем и душу свою спасу.
Матвей, подивившись рассуждению, которое не ожидал услышать от своей дочери-тихони, взял себя в руки и умно заметил:
– А что, разве семейный человек свою душу не может спасти?
Дуня хорошо знала Евангелие и потому рассудила так:
– Почему не может? Может. Просто, по слову апостола Павла, безбрачным спасаться удобней. Несвязанному, батюшка, удобней на пути к Богу, чем связанному.
– Удобное безбрачие… Думай, что говоришь! И к чему тебе монастырь?
– Батюшка, народ как говорит? Молитва да труд от греха берегут. В монастыре грешить некогда! А оттого душа становится как птичка Божия! И радость от молитв бывает… тихая, умилительная.
Тут Матвей задумался. Птичка Божия… Радость… В чем она? Вина да яств он накушался вдоволь. Женщину познал. Богатство, пусть небольшое, нажил. Почет и уважение заслужил. А вот радости, такой, о которой Дунюшка говорит, не имел. Лишь в храме Божием после причастия невидимо вливалась она в душу, да и то, когда домой придешь и опять в заботы окунешься, с женой поссоришься, радость от причастия, как вода из решета, выливалась. А дочка-то верно говорит. В монастырях молитва да труд от греха берегут. И где она такой премудрости набралась? Видать, не зря ее с пятнадцати лет в Соловецкий монастырь на богомолье брали. Верно, там, в Преображенском храме, и преобразилась. Эвон какая богомольная выросла… Только ведь и в монастырях скорбей да болезней хватает. Здесь при случае хоть мы с матерью ее утешим, а там кто? Надо ли ей становиться Божией птичкой? Как бы крылышки наша Дунька не опалила, не упала да не разбилась.
– Ты, Матвеюшка, вот чего, – прервала его размышления жена Клавдия, – не в бордель же какой-то Дунюшка просится, не вертихвосткой хочет стать. Она ж за нас молиться будет. Грехов на нас целый воз да две тележки. Не отмолим мы их, не сможем.
– Это почему же не сможем! – вскинулся Матвей Пляханов.
– Не той закваски!
– А кто ж это заквашивает так, что одни могут отмаливать грехи, а другие нет?
– Сам знаешь Кто.
Подумал-подумал отец семейства и, встав, взял из божницы икону Христа Спасителя, подошел к дочери и сказал:
– Мать права, только Господь решает, кому в монастыре быть, а кому детей рожать. Я же благословляю тебя побыть в монастыре, подумать… И помни, что путь к мирской жизни тебе не заказан.
– И я благословляю, – украдкой смахнув слезу, промолвила Клавдия. – Только сходи сначала к юродивому
