тысячи ханской стражи пойдут за тобой, – наконец, заговорил телохранитель. – Ты им платишь столько, что ни какие беки не смогут перекупить. Еще десяток молодцов, что готовил я. На городское ополчение надежды нет. Они лучше пересядет в стороне, а потом присоединяться к победителю. Беки же смогут собрать почти десять тысячи воинов. Они сомнут нас, господин.
«Не ссы! Как там у Высоцкого? Нас двое – расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Да, именно так, мы будем играть! Б…ь... Только не играть, а сражаться. Ну, майдан, не подведи!».
– Собирай всех к дворцу. Перекройте все ходы и выходы, окна щели, норы. Чтобы не одна мышь не проскочила, – бритая башка телохранителя кивала не переставая, видно он сильно впечатлился моим решительным видом и поверил в меня. – И оставь мне свой десяток, я в темницу наведаюсь, а потом до пленников и рабов прогуляюсь. Думаю, мне им есть что предложить…
Через несколько минут, я с тревогой взглянул на остатки черноты на небе и готовящееся вставать солнце и нырнул в темноту ханского подземелья, в котором я надеялся найти своих самых горячих сторонников.
– О, Великий, – уже на ступеньках из какой-то щели вынырнул низенький лысый человек в меховой безрукавке и, бухнув на колени, начал сипеть пропадающим голосом. – Уже пришло время избавляться от пленников? Я все подготовил, все подготовил. Мои люди разломают кирками перемычку и вода затопит все камеры.
Похоже, в темнице готовился свой план на случай взятия крепости. «Ах ты, лысая морда, решил все концы в воду спрятать и моих будущих бойцов утопить?! Сморчок!».
– Мы ждем лишь вашего указания, Великий. Денно и нощно мои люди дежурят у перемычки наготове, – продолжала лепетать местная шишка, показывая нам дорогу и то и дело переходя с шага на бег. – Мы почти пришли. Вот. Тут мы держим самых яростных.
Мы еще не подошли к нужному повороту, а нас уже накрыла вонь от сотен и сотен немытых, гниющих опустившихся тел, некоторые из которых уже давно потеряли свой рассудок. Большинство же, судя по блеску в глазах, было в сознании, но также, как и их безумные собратья, было явно не прочь выпустить нам кишки. Здесь было под две или три сотни сидельцев в одеждах, разной степени потрепанности. Одни были в еще довольно крепких кафтанах, другие в расползавшихся холщовых рубахах и портах, третьи в каком-то рубищах, больше достойных нищего на паперти.
– Идут… Идут.... Прощайте, братья, – по голосам прощавшихся друг с другом пленников было понятно, что они если не знали о своей казни, то точно догадывались. – Не поминайте, лихом, братья. И ты нас прости, брат! Не хочу, не хочу… Помолимся, браться, за души наши грешные… Отец наш небесный… На колени, на колени…
Один, второй, третий, а потом рядами люди в камерах начали вставать на колени и тихонько повторять слова молитвы. Я же медленно подходил к массивной кованной железной решетке, бурой, сильно изреженной ржавчиной. Наконец, шедший передо мной лысый толстяк остановился, боясь подходить дальше.
– Русские
