я бросал в узкие створки окон.
Когда враг оседлал часть внутренней стены, и для меня и для остальных стало ясно, что это конец. Держаться за дворец больше не имело никакого смысла. Эти каменные стены со множеством дверей, ворот и окон, становились одной большой ловушкой.
– Уходим господин, – Иса сдернул с ближайшей стены какой-то балдахин, обнажая крупную каменную кладку; он надавил на какие-то булыжники и внутрь провалилась часть стены, открывая убегающий в темноту узкий ход. – Этот древний подземный ход выведен нас сначала к Красной мечети, а потом в ров у крепостной стены, – здоровяк сплюнул на пол кровавый густой сгусток и с презрением произнес. – Эти урусуты обманули нас, господин. У них нет ни чести ни совести…
Иса схватил меня за рукав и начал было тащить в темный проем подземного хода, как в звуках боя зазвучало что-то новое. В какой-то момент, начали стихать лязг мечей, вопли раненных и умирающих, хруст разрубаемых тел, хрипы.
– Иса…, – я оттолкнул руку телохранителя и бросился к балкону. – Б…ь... Вот тебе и нет ни чести ни совести.
Мы все-таки дождались помощь… Многотысячная толпа, буквально затопившая узкие улочки на сотни шагов разные стороны, врезалась в тыл атакующим дворец воинам. С оружием и без него, с палками и дубинами, мясницкими ножами и обрывками цепей, сотни оборванцев с хрипом и урчанием бросались на спины воинов. Многие, словно потерявшие в подземельях весь человеческий облик, дикими зверями вгрызались в горло и руки своих врагов. В самом центре с одной из прилегающих улочек рабы гнали стадо быков в два или три десятка голов. Обезумевшие от покалывания копьями, ревевшие от боли быки, неслись вперед не разбирая дороги. С другой стороны в отряды заговорщиков пустили разогнанные телеги, с хрустом ломавшие и пеших и конных.
Это яростное побоище затихло лишь к рассвету, когда на заполненной лежащими телами дворцовой площади осталось стоять на коленях не более двух или трех тысяч заговорщиков. Ни одного из семи беков, что вместе с ханом правили Казанью живыми взять не удалось. Их разрубленные или разорванные тела лежали окровавленной кучей, полностью лишенные и своей роскошной брони, и драгоценного оружия.
Выйдя из дворца в сопровождении оставшихся в живых моих моих людей, я, медленно ступая по телам убитых, направился прямо в центр площади, где на одной из телег сгорбившись сидел мой старый знакомый – Седой. От того угрюмого обезображенного пленника, что я освободил несколько часов назад, остались лишь одни только шрамы и тяжелый исподлобья взгляд. Все остальное было другим. На нем был покрытый вмятинами черненный нагрудник, закрывавший длинную кольчужную рубаху. Его красные шаровары из драгоценного шелка были заправлены в кожаные сапоги с острыми носами. В руке он держал меч с богато украшенной рукояткой.
– Теперь тебя не узнать, воевода, – услышав это обращение Седой вздрогнул. – Ты помог мне и я хочу помочь тебе, – в ответ бывший невольник горько усмехнулся. – Не спеши, мне есть чем тебя отблагодарить…
