в кресло, стоявшее перед письменным столом Гримсборо, и, не проявляя особого интереса, стал ждать, когда отец закончит то, чем занимается. Когда отец положил перо, последовало зловещее молчание. Рауль взглянул на него.
– Так! – произнес Гримсборо раздраженным тоном. Может быть, раздражение было вызвано тем, что Рауль пристально рассматривал, хорошо ли начищены у него сапоги? А возможно, цифры, которые он складывал, не сложились так, как ему хотелось? – Значит, насколько я понял, ты закончил школу.
– Я действительно закончил школу. Я научился там всему, что мне было необходимо знать.
– Полагаю, ты считаешь, что теперь тебе следует отправиться в путешествие?
– Вовсе не считаю, – сказал Рауль.
Гримсборо все еще ошибочно полагал, что Рауль, подобно другим молодым английским джентльменам, является пустым, эгоцентричным человеком, воображающим, что мир вертится вокруг него, тогда как он отлично знал, что если ему желательно, чтобы мир вертелся вокруг него, необходимо как следует потрудиться и самому создать этот мир.
– Отлично. – Гримсборо был одним из таких английских джентльменов, хотя уже не молодым, но по-прежнему эгоцентричным. – Потому что мне говорили, будто ты проявил большие способности в обращении с лошадьми.
– Все морикадийцы хорошо умеют обращаться с лошадьми. Этот талант я унаследовал от своих предков.
Как и ожидал Рауль, упоминание о Морикадии вывело Гримсборо из себя.
– Чушь! Ты только наполовину морикадиец, и твои способности развились лишь потому, что вокруг тебя были превосходные английские чистокровки.
– Как скажете, – произнес Рауль.
Удовлетворенный тем, что удалось так быстро подавить мятеж Рауля, Гримсборо перешел прямо к делу:
– Я желал бы, чтобы ты взял на себя управление моими конюшнями скаковых лошадей.
– Таковы ваши желания? – сказал Рауль, которому не нравилось, что отец с такой легкостью способен вывести его из равновесия. Раулю следовало быть выше всего этого… Но это был его отец, человек, который приказывал его избить, который насильно делал из него цивилизованное создание и чуть не убил его – и все это из-за беспечной связи с матерью Рауля. Беспечной только со стороны Гримсборо. Рауль знал, что мать любила этого человека, он же жестоко предал ее. За это он почти жалел ее, хотя до сих пор тосковал по ней. Иногда он месяцами не вспоминал ее. Потом вдруг видел во сне, и от горя у него перехватывало дыхание. Его не было рядом, чтобы держать ее за руку, когда она умирала, чтобы прошептать ей о сыновней любви, – и это было по его вине. Он был виноват во всем.
– Разумеется, я буду платить тебе комиссионные – в зависимости от суммы наших выигрышей, – сказал Гримсборо, который явно верил, что идет на уступку.
Рауль почти улыбнулся. Почти.
– Вы хотите проверить, сэр, на что я гожусь?
– Что ты имеешь в виду? – Гримсборо, кажется, был искренне озадачен.
– Ваши фавориты намекнули мне, что вы можете быть очень щедрым. Чего,
