от Невзлина, который принимал участие в моей жизни довольно активно, с Ходорковским мы общались исключительно как начальник – подчиненный. Всегда на “вы”, ни одного слова не по делу. Он вообще производил на меня впечатление человека-машины, человека, которому сантименты чужды и даже неприятны. Так было всегда, за исключением единственного раза – нашей последней встречи один на один в конце лета в большом офисе ЮКОСа на Дубининской. Я снова была с тростью, встала после больницы с коляски. Миша удивился и начал что-то впервые расспрашивать про мою болезнь. А потом сказал очень серьезно:
– Вы, Ирина, следите внимательно за всякими медицинскими новостями. Если какое-то новое лекарство или операция появятся, рассчитывайте на меня. Сколько бы это ни стоило.
А потом предложил проводить меня до лифта. Я оперлась на его руку с одной стороны, на свою тросточку – с другой, и мы похромали…
Когда Ходорковского арестовали, я не вспомнила об этих его словах. Но когда они по какому-то случаю всплыли в памяти, я удивилась, как много они для меня значили в тот день, когда были произнесены. Вроде еще одна подушка безопасности. Вроде и не нужна. Ни лекарства, ни операции никто не предлагает. Нет и не предвидится. А на душе стало тепло просто от сознания, что если что-то возникнет, то для меня оно не будет недоступно. Понятно, что с его арестом эта дополнительная подушка безопасности сдулась…
Летом 2003 года произошла еще одна встреча, сильно повлиявшая на мою судьбу. На сей раз это была встреча с книгой и потом с ее автором.
Книгу Рубена Гальего “Белое на черном” принес мне правозащитник Наум Ним. Он же выдвинул автобиографические рассказы полупарализованного парня с испанской фамилией, выросшего в советском детском доме, на Букеровскую премию. “Открытка” тогда была спонсором премии, и та даже называлась тогда “Букер – Открытая Россия”. “Белое на черном” победил в конкурсе на лучший роман на русском языке.
Книга перепахала меня. Какое право я имею жаловаться? Мне жизнь дала так много: чудесных родителей, теплый дом, студенчество, интереснейшую работу, путешествия! Как не стыдно ныть, как не стыдно завидовать тем, кто здоров?
Мой бывший муж, заехав к дочке, застал мои восторги по поводу книжки Рубена и выдал:
– Зачем это читать, это же так тяжело…
Распространенная позиция людей, которые прячутся от чужих страданий, как будто страдания заразны. Как будто не боятся очерстветь, утерять (или не приобрести) способность к состраданию…
Боятся даже прочитать, боятся даже эмоций. Тяжело? А Рубену каково было жить его жизнью?
Рубену присудили премию, от которой родное государство по закону заграбастало 35 %. Он же нерезидент. Живет в Испании, в Мадриде, с недавно найденной мамой. Мы начали общаться по скайпу. А весной 2004 года мы в складчину с моими сотрудниками купили Рубену компьютер “Макинтош”, чтобы он мог работать, лежа в кровати, а не сидя за столом. И я повезла
