жарко. По брусчатке, подпрыгивая, мчались экипажи, а лошади, громко фыркая, бежали вперед подгоняемые лакеями. Раздался свисток констебля, требующего пропустить дам в широких пышных платьях, желающих перейти дорогу. Они были в тонких шляпках, бросающих на их лица тень, в руках они держали летние зонтики и множество разноцветных пакетов из шляпного магазина, из пекарни, из магазина туфель и еще откуда-то. Шумный Лондон так отличался от Вустершира, что Глэдис невольно широко улыбнулась, радуясь, что она вновь в шумном и любимом, родном и живом Лондоне. Сид, сидящий рядом, невольно поднял на хозяйку глаза, так как она совершенно изменилась, когда под колесами экипажа застучала брусчатка и через открытое окно почувствовался запах грязной Темзы.
Только сейчас, вновь оказавшись в Лондоне, Глэдис вспомнила главное различие этого города и провинции. Лондон, Центр Англии – коктейль из сословий, рас, и готовящийся взорваться революцией рабочего класса, требующего достойных условий для жизни, в то время, когда в графствах текла мирная, спокойная жизнь. Она была по-особенному приятна. Но Глэдис с восторгом смотрела в окно, видя дам, одетых по последней моде, и джентльменов в черных камзолах с густыми бакенбардами или с идеально выбритыми лицами, или с шикарными усами.
Её дом стоял в районе Гринвич, и эти белоснежные стены с шикарными колоннами и широкими окнами жители Лондона ласково называли Нерис-Хаус из памяти по покойной матери Глэдис, пусть в свое время дом назывался совершенно иначе, и даже на табличке у парадного входа было написано другое название. Три этажа, покатистая металлическая крыша, металлический забор вокруг дома, и пусть скромная подъездная аллея, но украшенная клумбами цветов у самых стен первого этажа с мягкой землей и цветущими маргаритками, анютиными глазками и петуньями. Летом дом казался олицетворением мягкой женской руки и нежности, поэтому горожане прозвали дом женским именем, обладательница которого была при жизни самой настоящей леди. Колонны были широкими, украшенными у самой крыши каменными веточками, листочками и завитками, а над парадным входом гостей встречало личико молодой девушки, а по бокам в передней стояли два мраморных льва.
Сейчас, для современного стиля в Англии, этот дом казался устаревшим и совершенно безвкусным, но Глэдис любила Нерис-Хаус, так как это был дом ее детства, где все напоминало ей о матери.
Когда экипаж остановился на подъездной аллее, Глэдис выглянула в окно и увидела, что встречает ее только прислуга. Экономка миссис Джонс и ее камеристка мисс Хоггард.
Миссис Джонс всегда носила на своем поясе тяжёлую связку ключей, которая с каждым годом становилась всё объемнее. Она работала на мистера Россер долгие годы, а её муж мистер Джонс, работающий в этом доме, был одним из лакеев. У них были дети, но воспитывались они в церковной школе Святой Троицы и редко видели своих родителей, иногда приезжая в дом мистера Россер. Он позволял им гостить какой-то период, и это заставляло мисс Россер приходить в недоумение. Её огорчал факт, что мужчина любит собственную
