style="font-size:15px;"> – Акуна матата, босс!
Леха чуть не послал его подальше, но осекся. Может, Майк вовсе не стебется над белым идиотом, прикидываясь героем мультфильма, а наоборот, это у него рефлекс проводника: разрядить обстановку, бросив универсальную «африканскую» фразу, которую поймет даже самый глупый турист.
И что ответить?
Чувство юмора отказало. Торча в разбитом окне, Леха пытался сообразить, отчего вдруг так тревожно и совсем не хочется на улицу.
«Давно не был под обстрелом? А ведь в меня даже из танка палили. Но это не моя профессия, чтобы из танковой пушки в морду-то. А еще тогда были некоторые личные переживания… Короче, я постарался забыть свой скромный и, чего греха таить, нелепый военный опыт. Может, в этом дело – забыл наконец?»
– Шина макута[1], – буркнул Леха, припомнив универсальный ответ на любой африканский вопрос.
Майк расхохотался и протянул руку.
Проводник совсем не испугался ни свиста в небе, ни взрыва, – отметил про себя Леха. Никак его не озадачило явление природы, от которого у белых парней душа уходит в пятки, а тело ныряет в подвал. Ладно, запомним.
Леха выбрался на улицу и принялся отряхиваться, поднимая клубы пыли, из-за чего снова начал чихать. Следом вылез Пасечник, по уши в цементной крошке, и вдобавок еще в саже.
На шум оглянулся Смит, шевельнул плечом – мол, подходите, – и снова припал к биноклю.
И так подвинулся, что Килрой на стене окончательно скрылся из вида.
– За мной, – скомандовал Пасечник.
Леха хотел его спросить: «Что это было, шеф?», но прикусил язык. Кажется, Пасечник на полном серьезе принял «это» за бомбежку. Он сейчас тщательно скрывает панику и ненавидит свидетелей своего позора. Лучше не подставляться.
Чихая и отплевываясь, они двинулись к перекрестку. Майк и Гейб лениво делали вид, будто прикрывают. Судя по их поведению, здесь все уже украдено, мародеры сюда не ходят, и шансов случайно наткнуться на банду нет. Фальшивая съемочная группа фальшивого интернет-телевидения может ползать по руинам смело.
И даже, если ей захочется, снять репортаж из бывшей столицы Нигерии, на которую всем плевать. И на разрушенную столицу, и на расколотую пополам страну…
Леха потянулся было утереть пот, но посмотрел на грязный рукав своей терморубашки и передумал.
Смит уже вернулся за угол, повесил бинокль на лямку рюкзака, а Килроя заслонил спиной, черт знает, случайно или нарочно.
– Красиво ныряешь, – сказал он Пасечнику.
– У меня разряд по прыжкам в воду, – ответил тот и чихнул.
– Поздравляю, – буркнул Смит.
– Спасибо, – сказал Пасечник.
Смит покосился на Леху. Тот пожал плечами. Надоели ему эти двое с их затянувшейся игрой в дурака.
Смит изъяснялся по-английски, глухо ворча себе под нос, почти без интонаций, да еще с каменным лицом, – не поймешь, когда серьезно,
Акуна матата (суахили) – нет проблем; шина макута (суахили) – у меня нет денег.
