народ прослышал про ведомого Богом монаха и потянулся к нему в Троицкую обитель. О Сергии Радонежском говорили как о чудотворце и праведнике, рассказывали, что он «тихими и кроткими словами» мог действовать на самые грубые и ожесточённые сердца; что он мог примирять враждующих – как простой люд, так и князей, которые не раз обращались к нему со спорными дипломатическими вопросами. А после того, как Сергий Радонежский благословил великого московского князя Дмитрия Ивановича Донского на Куликовскую битву и предрёк ему победу в ней (не забыв при этом отрядить в помощь князю двух своих иноков, Пересвета и Ослябю), русские стали считать его святым при жизни. Князья и бояре апеллировали к слову Сергия как к последнему закону и даже предлагали стать ему митрополитом, но он отказался и провёл жизнь в монашестве. И хотя письменного наследия святой Сергий Радонежский не оставил, известны его устные духовные наставления – в том числе и те, которые он давал, уже находясь на смертном одре. Обычный мальчик Варфоломей, неуспевающий в занятиях и робкий умом, сумел сотворить величайший подвиг духа и стать святым Сергием Радонежским – мудрым наставником для умнейших людей своего и нашего времени. И что это, как не изменение заданных изначально рамок Жизненного Контура? Что это, как не обретение наивысшей духовной мудрости? Что это, как не пример прижизненного восхождения человеческого духа в Божественную сферу бытия? Сергий Радонежский искал путь к молитвенному уединению, но нашёл дорогу к сердцу каждого русского человека; возвышал свой дух, но обрёл земную славу; в детстве не мог одолеть учёбы, но после преставления и канонизации стал покровителем учащихся; прожил суровую жизнь строгого аскета и трудолюбивого праведника, но снискал почёт как величайший подвижник земли Русской, как основоположник русского старчества, как провозвестник всей русской духовной культуры.
– Мне бы хотелось извиниться перед читателями за мой, назовём его так, художественный дилетантизм. Дело в том, что я – не художница, и рисовать меня никто и никогда не учил, за исключением двух случаев в моей жизни: одного дружественного пленера в обществе таких же «художников» -самоучек, как и я, и пристального наблюдения моего соавтора за работой над рисунками к этой главе. Я прекрасно понимаю, что любой профессиональный художник-иллюстратор нарисовал бы птиц лучше и быстрее, чем я; выглядели бы они у него намного живее и достовернее, и уж в любом случае ни одному настоящему художнику не пришла бы в голову мысль начать рисовать книжные иллюстрации на бумаге, разлинованной в клеточку. За всё это я прошу меня простить.
Но когда глава «Возможность выбора» была ещё в процессе обдумывания, мой соавтор предложил мне сопроводить её собственными иллюстрациями. По поводу того, кто из нас решил остановиться именно на птицах, стоит уточнить у Него же.
Ты
