в Фултоне. Намек на войну”.
Но страшилище не унималось и погребло в другую сторону: нервируют ли вас переходы через мосты? Через открытое пространство? Через пустыню? Не угнетает ли вас пребывание в лифте? В туннеле? Не пугает ли гром? Ветер? Нахождение в большой толпе? Не вызывают ли у вас отвращение кошки? Не кажется ли вам, что в туннеле ваша машина может задеть за стены?
– Скажите, – вдруг прорезался Хилсмен, – а волнует ли вас возможность ядерной войны?
– Не верю в нее! – Послушал бы меня Маня, всегда на совещаниях потрясавший кулаком в ту сторону, где, по его разумению, прятались поджигатели войны.
– А что вас больше всего волнует? – Это влез молчаливый Сэм. – Положение вашей семьи? Собственное здоровье? Деньги? Будущее страны? Экологический кризис? – Я понял, что Сэм, видимо, не по части мокрых дел – пахнуло от него интеллектуалом.
– Пожалуй, собственное здоровье и сын…
Я почти не врал, в последнее время старался не думать ни о Римме, ни о Сергее… Кто ты, Алекс? Кто вы, доктор Зорге? Отрезанный ломоть, Агасфер, вечно бродящий по свету, блуждающий огонек! Дома о личности папы спорили, и сейчас, наверное, его Образ живет: “Как там наш папочка? Как ему, бедному, трудно! Сережа, ты должен брать пример с папы!” Боже мой!
– Часто ли вы чувствуете себя одиноким?
– Почти все время!
И опять не врал. Одинок, всегда одинок, вечно одинок!
– Если вы опоздали на концерт и пробираетесь через ряды к своему месту, что вы чувствуете? Дискомфорт? Уверенность? – Тут уж я поведал, что Римма вечно задерживалась, красила ногти, что-то надевала и снимала, в театр мы выбегали уже в состоянии войны и, в конце концов, вообще перестали туда ходить.
– Вы согласны, что чистоплотность идет вслед за благочестием? Ваши ощущения при виде криво висящей картины? Считаете ли вы окна, когда идете по улице? – Эту ерунду нес Сэм, значит, у этого говна специальная психологическая подготовка.
– Не раздражают ли вас такие предметы, как дверные ручки? Грязные банкноты? Полотенца в туалетах?
Я отвечал и отвечал, постепенно раздражаясь, ах уж эта психология, ах знатоки человеческой души! Ведь и у нас в Монастыре одно время дули модные ветры и один патлатый замухрышка-психолог учил меня Науке Вербовки. Ему бы, заднице, свою жену завербовать, знакомую девицу на худой конец или хотя бы козу, а не рецепты давать старому асу! “Психология нужна для увеличения КПД!” – посоветовал один такой кудесник – и слова его пали на благодатную почву. “КПД! КПД!” – взывал на совещаниях Маня, обожавший звонкие словечки из арсенала научно-технической революции, – конгениальная идея взмыла в небеса и, как обычно бывало в Монастыре, опустившись в низы, превратилась в дым.
Наконец дама-психолог и Сэм удалились, и мы приступили к основному блюду.
– И все же, Алекс, я, конечно, рискую показаться
