Тишина давила на уши так, что в голове звенело.
Собрав силы, Герасимов разлепил веки и страшно удивился, когда рассмотрел зеркало на двери, полки, тисненую обшивку переборок – все это чертовски напоминало купе….
В ту же секунду в голове произошла короткая вспышка, из плотной завесы в сознании выплыли подробности вчерашнего вечера.
Чарнецкий, попутчица… Голову сдавил обруч.
Герасимов пошевелился. Его замутило, кости и мышцы отозвались болью, будто у него была температура.
В приступе отвращения к себе Герасимов издал глухой стон и сел.
В ответ откуда-то сверху раздался хрип:
– Платоша, ты здесь?
– Боря, это ты?
– Я-я-а,– простонал лучший друг.
– Ты как?
– Хреново. А ты?
– Аналогично.
На все лады костеря себя, Чарнецкий сполз со своей полки, плохо управляя членами, приземлился на нижнее место напротив Герасимова.
– А где все? – удивился он.
Вопрос озадачил обоих. Некоторое время в тоскливом молчании приятели рассматривали купе, друг друга и панораму за окном – она была убийственно статичной.
– Кажется, приехали? – проявил смекалку Герасимов.
– А где вещи? – не уступая другу в сообразительности, задал сакраментальный вопрос Борис.
Герасимов свистнул. Барсетка с документами и сумка со скудным гардеробом исчезли.
В эту самую минуту дверь в купе с грохотом, показавшимся друзьям невыносимым, отъехала. На пороге возникла по–стариковски грузная фигура в форменном костюме, с изогнутым ключом от купейных замков в кулаке.
– Цо это есть?!– изумился проводник или кто он там был.
Пассажиры затравленно молчали, и мужчина продолжал недоумевать.
– Кто то есть? Як це называ?
– То есть пассажиры,– пояснил Герасимов, чем привел старичка в крайнее возбуждение. На смеси польского и русского проводник потребовал покинуть вагон.
– Куда же мы пойдем в таком виде?– попытался воззвать к благоразумию железнодорожного божка Чарнецкий, но достиг обратного эффекта.
– Проше о панъске докумэнты,– наливаясь краской, повысил голос старый пень.
– У нас нет документов. Нас обокрали,– в два голоса пытались втолковать друзья, но их собеседник несколько раз упомянул полицию, и, не добившись нужного результата, продемонстрировал блестящее знание русского мата.
– Давай его скрутим и снимем с него форму,– обозлился Чарнецкий.
Предложение не пришлось повторять дважды.
Друзья в едином порыве втащили железнодорожника в купе и закрыли дверь.
Через несколько минут дверь купе отъехала, выпустив в проход две странные фигуры. Друзья по-братски поделили трофейную форму: Борису достался пиджак, Платону Фархатовичу – брюки.
Изрыгающий проклятия на двух языках поляк бестрепетной рукой был заперт снаружи тем
