конца стола. – Итак, ты расскажешь мне, что нашло на тебя и почему ты набросился на свою… Эванджелину.
– Она проникла сквозь преграду между королевствами! – сердито прорычал Морфесса.
Возмущенные взгляды стражников и слуг приветствовали обвинение волшебника. Лахлан почувствовал, как у него под руками застыли плечи Эванджелины.
Увидев боковым зрением, что Иский, перебирая бороду между большим и указательным пальцами, внимательно смотрит на него и Эванджелину, Лахлан пробурчал проклятие и опустил руки по бокам.
– Полно, сейчас не существует волшебника с такой магической энергией. И ты полагаешь, я поверю, что Эванджелина способна это сделать? – заговорил Роуэн.
С того места, где стоял Лахлан, ему было видно, что у нее на высоких скулах выступили розовые пятна, и ослепительно белые зубы беспокойно покусывали пухлую нижнюю губу.
Проклятие. Она это сделала.
Он перехватил взгляд своего наставника, и Иский почти незаметно поднял плечо. Значит, он тоже заметил реакцию Эванджелины. Лахлан решил предоставить своему наставнику решать, разоблачать ее или нет. Его не оставляла мысль, что когда-нибудь он сможет использовать это знание себе на пользу, но он надеялся, что его молчание все же не обернется для него еще одним уколом в зад.
– Эванджелина, обвинение, выдвинутое против тебя твоим от… Морфессой, очень серьезно. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Мой господин, – прокашлявшись, отвечала Эванджелина, – единственная магия, которой я пользовалась, – это та, что защищает Королевство Фэй. Я никогда бы не вызвала магию, которая может подвергнуть всех риску.
Она молодец, решил Лахлан, поразмыслив над ее ответом, ни признания, ни отрицания, и заинтересовался, как далеко собирается зайти с вопросами его дядя.
– Если у тебя нет доказательства, Морфесса, то с этим делом покончено. Ты обязан принести Эванджелине извинение.
Удивившись, что дядя больше ни о чем не спрашивает, Лахлан повернулся, чтобы взглянуть на него. Было ли в отношениях между Роуэном и Эванджелиной что-то еще, кроме того, что он знал? Лахлан нахмурился, ощутив напряжение. Но его реакция, безусловно, никак не была связана с мыслью, что дядя, возможно, спит с ней. Он помрачнел, когда, словно в ответ, его напряжение еще усилилось – и обрадовался, когда Морфесса отвлек его.
Волшебник вскочил из-за стола, опрокинув на пол кресло.
– Роуэн, почему ты не видишь, кто она есть на самом деле? – взмолился он, а затем, безнадежно покачав головой, запустил руку в черные, до плеч волосы. – Нет, не трудись отвечать. Я знаю почему. Она околдовала тебя так же, как ее мать околдовала меня.
– Я защищаю ее, потому что ты, Морфесса, никогда этого не делал. Ты позволил своей ненависти к ее матери ослепить тебя и…
– Нет, ты ошибаешься! И настанет день, когда ты поймешь, что я был прав, только будет уже слишком поздно. Она погубит нас, как когда-то погубила ее мать. – Бросив на
