«Только для служебных машин». Машина еще не успела остановиться, как тут же подбежал охранник.
– Здесь нельзя! Видите знак?
Володя развел руками, мол, вон к шефу претензии. Савва Николаевич медленно вышел из машины, полез в карман пиджака, достал из портмоне удостоверение и показал охраннику. Тот долго его изучал.
– А по какому делу вы сюда, господин Мартынов?
– По личному, по личному! Я когда-то жил, и не раз, в этой гостинице. Раньше она называлась скромно и просто «Балтийская»; вот, решил вспомнить былое. Похожу, посмотрю, и мы отъедем.
– Ну разве на двадцать минут, не больше. Сейчас делегация иностранных гостей подъедет, машин с десяток, все места будут заняты.
– Хорошо, хорошо, – согласился Савва Николаевич. – Володя, ты сходи в пиццерию, она рядом. Перекуси, чтобы потом не останавливаться, а я быстренько пройдусь, посмотрю сувениры, и мы отъезжаем через 20 минут.
Савва Николаевич вошел внутрь. В распахнувшиеся автоматические двери.
Решительно ничего от бывшей гостиницы не осталось. Огромный тоннель, сделанный в цокольном этаже, начинался прямо от выхода из метро. Длинные ряды всевозможных сувенирных лавочек, бутиков, цветочных ларечков и яркий, ослепительный неоновый свет… Он делал людей неестественными, какими-то инопланетянами, с зеленовато-желтыми лицами, и уже молодую проститутку с ярким макияжем было трудно отличить от богатеньких старух. Лысоватые пухлые мужчины, толкущиеся около прилавков магазинчиков, совсем походили на лунатиков. Вот она, иллюзия человеческого счастья. Все равны в этом специально созданном мире: и проститутки, и богатые тети и дяди. «Сальвадор Дали был прав, – подумал Савва Николаевич. – Наверное, поэтому и стал писать свои картины, насмотревшись на электрическую жизнь Елисейских полей. Но Петербург не Париж, он должен иметь свое лицо, он всегда его имел. А теперь стремительно его теряет. Поди отличи, где ты находишься – на Невском, на Пикадилли в Лондоне или на Монмартре в Париже… Все похожи, и даже люди стали одинаковыми».
От этих мыслей Савве Николаевичу стало еще грустней, чем утром, когда он ехал к внуку. «Все в мире меняется, и не всегда к лучшему», – сделал он горький вывод.
Купив пару безделушек в качестве подарка для жены, он вернулся к стоянке. Машина была на месте, но шофера еще не было. «Пусть поест, для него главное в жизни – меньше ухабов и хорошая еда», – улыбнулся про себя Савва Николаевич. И стал наблюдать за людьми, потоком скользящими туда-сюда, как океанские течения: Гольфстрим – в одну сторону, Мальстрим в другую. Яркий свет выхватывал их озабоченные лица: мрачные и обросшие щетиной, выходцев с Кавказа, которых оказалось так много, что Савва Николаевич даже удивился, мелькали круглые лица улыбчивых таджиков, узбеков, корейцев, китайцев и вьетнамцев. Очень-очень мало можно было разглядеть голубоглазых блондинистых или русоватых соплеменников. Вымирает, вымирает Россия, здесь на Невском это чувствуется, как нигде. И Савва Николаевич опять тяжело вздохнул.
«Золотой
