style="font-size:15px;"> Закрыв глаза, он припомнил крики толпы. «Так, значит, вот на что они надеются! – подумал он. – А как называла меня та старуха – Преподобная Мать? Квизац Хадерач». Вызванное воспоминаниями предчувствие ужасной судьбы копошилось в сознании, а странный мир вокруг казался знакомым, но почему – он не мог понять.
– Мерзость, – повторил герцог.
– Что вы хотите сказать, сир?
Лето обернулся и поглядел на сына:
– Харконнены пытаются одурачить меня, они думают, что я поверю в предательство твоей матери. Откуда же им знать, что я скорее перестану верить самому себе?
– Не понимаю, сир.
Лето вновь заглянул в окно, утреннее белое солнце успело уже подняться достаточно высоко. Молочный свет лился на пылевые облака, клубящиеся над глухими каньонами Барьера.
Медленно и тихо, чтобы сдержать гнев, герцог рассказал Полу о таинственной записке.
– С равным основанием ты мог бы не доверять и мне, – сказал Пол.
– Но им должно казаться, что замысел удался, – сказал герцог, – они должны поверить, что я именно такой дурак, каким они хотят меня видеть. Все должно быть убедительно. Нужно, чтобы даже твоя мать не заметила этой хитрости.
– Но почему?
– Твоя мать может выдать себя поступком. О, она способна на благороднейшие жесты… но сейчас решается слишком многое. Я надеюсь, это предатель выдаст себя. Посторонним должно казаться, что я совсем перестал ей доверять. Придется ей претерпеть эту боль, чтобы не пришла бо́льшая.
– Почему же тогда ты, отец, рассказываешь это мне? А если проговорюсь я?
– За тобой не будут следить, это бессмысленно, – сказал герцог. – И я уверен, ты будешь молчать. Ты должен. – Он отошел к окну и проговорил, не поворачивая головы: – Вот что, если со мной что-нибудь случится, ты расскажешь ей правду, что я не сомневался в ней… ни на миг. Я хочу, чтобы она тогда все узнала.
Ощутив дыхание смерти в словах отца, Пол быстро проговорил:
– Что может с тобой случиться? Ведь…
– Помолчи-ка, сын.
Герцог стоял к сыну спиной, и Пол заметил усталость во всем его облике: в наклоне головы, в постановке плеч, в замедленных движениях.
– Ты просто устал, отец.
– Да, я устал, – согласился герцог. – Я морально устал. Должно быть, меня наконец поразила меланхолическая дегенерация Великих Домов. А когда-то в нашем роду были крепкие люди.
Внезапно рассердившись, Пол воскликнул:
– Да не в упадке наш Дом!
– Разве нет? – Герцог обернулся, глянул на сына. Под глазами его чернели круги, рот кривился в циничной усмешке. – Я должен был жениться на твоей матери, сделать ее своей герцогиней. Пусть… Но сам знаешь, отсутствие жены давало мне возможность породниться с другими Домами и заключить союз. – Он передернул плечами. – Поэтому я…
– Мать объясняла мне.
– Ничто не обеспечивает вождю преданность подданных больше, чем хвастовство, –
