окнах шевельнулись шторы, значит, любопытные соседи завистливо разглядывали дорогую импортную машину и приезжую старушку, гадая, что же в тюках и чемодане?
На радостях мы собрали стол, пригласили славных Смирновых; шумная, веселая Нина Петровна прямо с порога запела свою любимую:
Качнется купол неба —
большой и звездноснежный,
Как здорово, что все мы здесь
сегодня собрались!
Галина Романовна, сухощавая рыночная торговка, заявилась будто невзначай, но я-то думаю, подгадала специально, торопясь получить деньги, которые давала нам на квартиру сестры.
А сестра освежилась под душем и, вешая полотенце, сказала восхищенно:
– О, у вас горячая вода! Каждый день есть или включают по графику? Да, жируете вы, россияне, а мы давно забыли о таком.
– У вас и без того чрезмерная жара, вам горячая вода не нужна, – откликнулась жена, упирая на слово чрезмерная.
Сестра укоризненно глянула на нее и погрустнела, вспомнив солнечный, благодатный край, где прожила всю жизнь. На худом морщинистом лице вдруг проступили следы самолетного недомогания, тяготы сборов и тревога за будущее.
Гости рассматривали приезжую с интересом, будто настоящую иностранку, расспрашивали про жизнь в «ближнем зарубежье»: как узбеки относятся к русским, дорогие ли продукты, какая пенсия у педагогов?
– Иностранцами нас сделали обманом: объявили, что пенсии будут платить только по узбекским, зеленым паспортам, вот и пришлось сдать красный советский паспорт. Уж я-то держала его до последнего.
– Интересно, а куда подевался ансамбль «Ялла»? После распада Советского Союза его совсем не слышно, – мягким баритоном спросил Владимир Иванович, чтобы хоть как-то подбодрить гостью. – М-да, парни красиво пели. Благодаря их песне, я на всю жизнь запомнил, что уч кудук – на русский переводится – три колодца.
– Про ансамбль ничего не могу сказать, там сейчас людям не до концертов, – ответила сестра громко, будто в классе. – Как говорится, не до жиру, быть бы живу. По телевизору все передачи на узбекском языке, только вечером на два часа включают Первый канал России. Местные вдруг заговорили на своем языке, всюду поменяли вывески и вообще, теперь, не зная узбекского, не устроишься на работу. Квартиры сильно подешевели, а продукты вздорожали, например, лепешка – сто рублей, проезд в автобусе – восемьдесят.
– Ничего себе цены! – удивилась Галина Романовна голосом шершавым, как у всех одиноких, много курящих пожилых торговок, вынужденных подолгу разговаривать на холоде. – Представляю, сколько стоят женские сапоги! Я вижу, есть смысл съездить к вам, поторговать.
– Кто их там купит? – буркнул я, не скрывая неприязнь к торговке. – В тех краях спрос только на сандалии-босоножки.
– Зима-то там все же бывает? – смутилась Галина Романовна и хрипло кашлянула.
– Всего два месяца, и то без снега, –
