смогу стать женой этому чудовищу. Уж лучше смерть.
Или…
Решение пришло само собой.
– Хочу найти настоящую любовь, – едва слышно прошептала я.
Шакал не услышал. Сейчас он, вообще, ничего не замечал: ни мой полный мольбы взгляд, обращенный к окну, ни шёпот, ни судорожно сжатые кулачки.
– Помогите найти любовь, прошу, – уже громче сказала я.
У Вантеса с губ текли слюни, капая на платье, на лице расцвела гримаса наслаждения, делавшая его похожим на безумца. Он все быстрее таранил мои груди, не замечая, что оставляет на них красные полумесяцы от ногтей.
– Богиня, кем бы ты ни была, прошу, помоги! – закричала я, чувствуя, что умираю с каждым его движением. – Помоги!
И вдруг шакал взвыл, выплескивая семя на грудь. Бессильно оперся придавливая. Впрочем, я почти ничего не понимала, не видела. Вся моя сущность была устремлена туда, в небеса. Туда, где по поверьям жили боги.
– Помоги, – шептала я, едва разжимая губы. – Помоги.
Вскоре тяжесть ушла, Вантес поднялся, поднял на ноги и меня. Стер платком следы насилия, поправил платье, а потом поцеловал, на этот раз в щеку.
– Дорогая, вы были великолепны, – лучась от довольства, сказал он. – Так и быть, я ежевечернее до самой свадьбы буду наносить вам визиты. Уверен, ваш отец не будет против.
Затем он снова ухмыльнулся и, наконец, оставил меня одну.
Когда дверь за шакалом закрылась, я встрепенулась. Первым порывом было броситься из окна, но я силой воли заставила себя отойти подальше. Надежда есть, пока не уверюсь в том, что богиня отказала в помощи, буду ждать. Сейчас, главное, принять ванну, чтобы смыть прикосновения.
Да-да-да. Иначе я умру.
Кормилица ждала в комнате, было видно, что медведица взволнована.
– Душенька моя, как…
Вопрос застыл на губах.
– Живая Мать! – ахнула она, заметив меня. – Неужели подлый шакал воспользовался?
– Нет, нянюшка, не решился, – я грустно улыбнулась. – Побоялся гнева богини. Пощадил, но…
Я невольно всхлипнула. Номи всплеснула руками, а потом обняла.
– Душа моя, поплачь, станет легче. Все забудется, все уйдет, былью порастет, – причитала она, сама едва не плача. – Обещаю, чтобы он не сделал, все забудется. Исчезнет, рассеется, как туман.
– Исчезнет, – простонала я. – А, может, и я исчезну.
– О чем ты говоришь, малышка?
– Я попросила богиню, всем сердцем попросила дать мне любовь.
– Вот и славно, – выдохнула Номи. – Вот и хорошо. Решилась, душенька моя.
Я заплакала еще горче, выплескивая со слезами пережитый страх и унижение. Только рядом с кормилицей чувствовала себя защищенной. Пусть ощущение было и обманчиво, но я хваталась за эту иллюзию, позволяя себе забыться. Хоть на чуть-чуть, хотя бы на самую малость.
А потом Номи помогла принять ванну,
