мы ничего не продаем, нет, это неправильный телефон, что вы себе позволяете, нет, номер наш, но все равно нет, не давали мы никакого объявления, разбирайтесь как хотите и с кем хотите, нет и отродясь не было тут никакого Сергея, никакой Катерины!
Сергей сжал кулаки и стиснул зубы, и желваки заходили, а взгляд стал такой, какого Катя никогда еще у него не видела, потому на всякий случай схватила мужа за локоть и повисла на нем, чувствуя, что мышцы под пальцами сделались каменными, зашептала: «Только не трогай ее, ради бога, только не трогай!» А он и не собирался трогать, точнее – не собирался бить или учинять еще какое рукоприкладство, ему лишь хотелось всей пятерней взять тещину головенку с тощим пучком волос, подкрашенных хной, и сжимать, сжимать, сжимать – до тех пор, пока весь этот яд, всё это змеиное шипение из нее не выйдет и не останется нормальный человек, который сам пожил и должен дать жить другим. Но Катя висела на локте и не пускала в комнату тещи.
А потом теща с победным видом вышла в коридор, где застала зятя с дочерью – застывшую скульптурную группу, молча смотрящую прямо на нее – невинную и ничего такого не сказавшую, – и, растянув улыбку во всё крошечное лицо, еще почти не тронутое морщинами, елейно проворковала:
– Уже вернулись? Какие молодцы! Кушать будете? Я вам блинчиков…
Сергей со всей силы пнул обувную тумбочку, пробив в ее боку неровную дыру, легко освободил локоть, хоть Катя держалась за него как могла сильно, обеими руками, и не разуваясь ушел к себе, где с грохотом вывалил все из шкафа на пол и стал торопливо запихивать в чемодан, который был куплен в прошлом году для поездки на юг, куда так в итоге и не собрались по нехватке средств. А Катя стояла на прежнем месте, и со слезами смотрела на мать, и все шептала:
– Мама, зачем ты это делаешь? Зачем делаешь?!
Теща сначала напряженно молчала, но быстро пришла в себя и разразилась гневной тирадой, и опять Катя оказалась виновата – в том, что вышла замуж не за того человека, а за голь бесквартирную. А ей, теще, теперь что, в подворотню идти бомжевать? Не дождетесь! У нее здесь всё, всё: и соседи приличные, и магазины, и поликлиника; и молода еще – матери указывать, она, теща, пока еще тут хозяйка – не захочет разъезда, так его и не будет, пусть зарубит себе на носу! Ишь какая умная выискалась!!!
Никогда не понимала Катя, почему мама и ее многочисленные подруги послевоенного поколения употребляют слово «умный» в качестве ругательства, а когда хотят действительно похвалить человека, лепят уменьшительное «умненький». Она смотрела на кричащую тещу, долго смотрела. И оттого, быть может, что не моргала, слезы быстро высохли. Она улучила момент, когда теща возьмет небольшую дыхательную паузу между криком и криком, и очень спокойно сказала, что разъезд состоится в самые кратчайшие сроки, вне зависимости от желания или нежелания тещи, поскольку квартира приватизирована в трех равных долях – на тещу, на Катю и на Дарьку, а Дарькин официальный опекун, естественно, Катя, и если по закону ей, Кате, захочется выставить на продажу две доли из трех (а ей хочется,
