отдать? – Он недовольно кашлянул. – Только мы этого не делаем, потому что у нас все по закону.
Василий Петрович заволновался и начал задыхаться, разрывая ворот старенькой заштопанной рубашки. Виталий вскочил со стула, услышав, как из груди Пахомова вырвались хриплые пугающие звуки.
– Астма у меня, – пояснил старик и дрожавшей, как тремоло, рукой указал на шкаф. – Там, на самой верхней полке, ингалятор…
Рубанов рванул дверцу на себя, и с десяток ингаляторов, в том числе и совсем новых, как солдатики, предстали перед ним.
– Самый крайний слева, – просипел Василий Петрович. Виталий быстро снял его и сунул в трясущиеся руки. Тот открыл рот и брызнул спасительную жидкость. Минуту они сидели молча, пока хозяин приходил в себя. С впалых щек исчезала краснота, взгляд делался ясным.
– Астма проклятая замучила, – пояснил он. – По работе кидали меня на Север и в Сибирь. Часто простужался, не лечился – и вот результат. Когда выбираюсь в аптеку за лекарствами, стараюсь купить побольше ингаляторов, на сколько денег хватит. Сам понимаешь, с моей женой часто по аптекам не побегаешь. А «Скорую», если что, не дождешься.
Виталий представил, как живут люди в такой глубинке. Интересно, есть ли у них вообще медпункт? Из иных деревень к врачу возили за тридевять земель. Обо всем этом Рубанов хотел спросить у Пахомова, но не стал. Он видел, что хозяин начал уставать, и поспешил задать важные вопросы.
– Раз вы знаете о цели моего визита, расскажите, при каких обстоятельствах вы впервые увидели Маркову?
– А как она в тюрьме появилась, – признался Василий Петрович. – Надзиратели постоянно на нее пялились, и наша команда к ним присоединилась, не дожидаясь своего часа. Сильная была женщина, ни слезинки не проронила, о родных не вспомнила. – Он усмехнулся: – Впрочем, говорят, надеялась, что ее не расстреляют. Но ошиблась. У таких преступлений нет срока давности.
– Нет, – согласился Виталий. – Удалось ли вам поговорить с Татьяной?
– Да как же, – Пахомов покачал головой. – Впрочем, я не жалею. Следователь сказывал, она вину свою признавать не хотела. Мол, это была работа – и все тут. Кто-то должен был выполнять и ее. Думаю, со мной бы она долго спорила. Я же аналогичную работу выполнял.
– Я бы не согласился, – вставил Виталий, но Василий Петрович погрозил ему длинным худым пальцем, как нашкодившему школьнику.
– Да разницы особой нет. Для Таньки нет. Ну сам посуди, сказал бы я, что расстреливаю преступников, она бы возразила, что делала то же самое. Ее начальство считало, что партизаны – это преступники, поэтому они заслуживали смертной казни. Она расстреливала своих, так и я занимаюсь тем же. Нет, я рад, что мне не довелось общаться с ней с глазу на глаз.
– Как она вела себя перед казнью? – поинтересовался журналист. Пахомов дернул худым плечом:
– Раньше не говорили, что ведут на расстрел. Она подумала, что ее переводят в другую тюрьму. Когда все поняла,
