ига, с ее многочисленными реками и ручьями, прекрасными городами и деревнями.
Он принадлежал могучему швабскому герцогу Фридриху Гогенштауфенскому, чей юный, отважный сын любил этот замок больше прочих гордых замков своего отца, и часто покидал великолепный дворец своего дяди, чтобы поохотиться в окружавших его лесах или взглянуть из его высоких окон на цветущую равнину внизу.
Отец и дядя скучали по нему. Его ясные голубые глаза и веселое выражение благородного лица казались двум серьезным, измученным войной, людям, такими радостными, что им не хотелось отпускать его от себя.
Но юный Фридрих так горячо умолял их отпустить его в лес хотя бы в последний раз, что отец и дядя с улыбкой разрешали ему это, несмотря на постоянное повторение этого «последнего раза».
Так случилось и осенью того года, когда через Германию проезжал Бернар Клервосский, с пылким красноречием призывая князя и народ помочь в освобождении Гроба Господня.
– В последний раз! – повторил молодой Фридрих, и король Конрад с герцогом Фридрихом дали ему разрешение.
Когда он вежливо поклонился, чтобы поцеловать руку своего дяди, король прошептал: «Будь готов, Фридрих, вернуться, как только мой гонец позовет тебя. Великие дела ждут нас впереди, я не смогу обойтись без твоей помощи!» Юный Фридрих улыбнулся и ответил: «Я прибуду, как только мой король и повелитель позовет меня».
Затем он ускакал прочь так быстро, словно собирался в тот день объехать весь мир. Его арабский скакун нес его, словно на крыльях, через темные леса Шпессарта, и когда последние лучи заходящего солнца коснулись вод Кинцига, поднялся по крутой тропинке к замку и по опущенному подъемному мосту въехал на двор.
Действительно ли олени и кабаны бескрайнего леса или сокровища редких старинных рукописей из архивов замка снова и снова влекли юного принца в маленькую уединенную крепость?
Так думали его отец и дядя, не зная о всепоглощающей любви Фридриха к прекрасной Геле, дочери скромного слуги. Он увидел ее, когда отдыхал во время охоты в лесу в долине Кинцига, и вспыхнувшая любовь к ней была так велика, что он был готов отказаться от всех мечтаний о будущем могуществе и величии, лишь бы жить в блаженном уединении с любимым человеком, которого он не мог возвысить до одного положения с собой.
Но влюбленные должны были тщательно скрывать свою тайну; они не осмеливались довериться никому, чтобы их рай не был опустошен, прежде чем его врата распахнутся, чтобы впустить их. Они дышали, они жили своей любовью друг к другу.
Принц с холодным безразличием встречал Гелу во дворе замка или в его коридорах, когда она выполняла порученную ей работу, а Гела низко кланялась ему, как самая последняя из его служанок, считавшая для себя величайшей честью служить принцу.
Но в тот день, когда Фридрих с раннего утра бродил по лесу с луком на плече и верными гончими рядом, можно было видеть, как прекрасная Гела идет по дороге с корзинкой в руке или с мотком пряжи, словно собираясь в ближайший город на рынок или к покупателям. Но, оказавшись в лесу, она сходила с дороги и сквозь кусты шиповника и подлесок пробиралась на вершину холма, где под сенью гигантского дуба ее ждал принц.
Здесь они весело и невинно беседовали до тех пор, пока последний солнечный луч не гас в водах Кинцига, а звук монастырского колокола не проникал под своды леса; тогда они складывали руки в молитве, прежде чем попрощаться, в надежде на завтрашнюю встречу.
Так продолжалось много лет. Их любовь оставалась чистой, их надежда – неутоленной, их вера – непоколебимой. В великолепных дворцовых залах, среди гордых и прекрасных дам, окружавших юного принца лестными знаками своего расположения, тоска по лесу в долине Кинцига, по прекрасной и нежной возлюбленной, не оставляла его сердца.
Так они встретились однажды, снова – и словно бы впервые. Фридрих прижал к своей груди белокурую головку Гелы и заговорил с ней о близком и блаженном будущем, которое должно было наступить через несколько недель, когда он достигнет совершеннолетия и сможет открыто, как свою жену, ввести ее в свой замок в прекрасной земле Баварии, – наследство его покойной матери. И дуб над их головами тихонько шелестел, рассыпая золотые листья по прекрасным волосам Гелы, поскольку уже наступила глубокая осень.
Когда зазвучал вечерний колокол лесной обители, уже стемнело; лунный свет поблескивал на тропинке, и Гела, опираясь на руку своего возлюбленного, шла с ним до самой дороги. Но здесь лунный свет был таким ярким, что им пришлось расстаться, чтобы их не приметил какой-нибудь любопытный глаз. "Мы увидимся завтра, дорогая!" – пообещал принц, еще раз поцеловав ее в румяную щеку; затем Гела пошла по дороге вниз, в долину, а Фридрих смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду; после этого он свистнул своих собак и направился к замку.
Но здесь обычная тишина и одиночество уступили место суете и смятению. Престарелый наставник молодого принца, духовник
