все свои забавы и, к ужасу нянек и гувернанток, бежали к нему и прыгали и суетились вокруг него. У Иосифа в карманах всегда находились орехи, миндаль или конфеты, и он щедро одаривал ими ребятишек, иногда просто раскладывая их в протянутые ладошки, а иногда подбрасывая в воздух с криком: «Лови!»
Среди детишек был один мальчик, которого Иосиф отличал: хромой, с бледным, болезненным лицом, ковылявший на костылях.
Он уводил его за деревню или на кладбище, сажал к себе на колени и рассказывал разные истории о своих приключениях или о животных, обитающих в лесу.
Иногда Анна видела из окна, как он, принеся ребенка в деревню, бережно опускает его вниз, а тот обвивает свои руки вокруг его шеи и целует его.
Затем Иосиф возвращался домой, пружинящим шагом, с озаренным радостью лицом. Анну возмущало, что по возвращении он сначала дарит свое внимание детям, причем считает это за должное, и часто встречала мужа холодно, по причине неудовольствия. Она не обрушивала на него поток язвительных слов, но она не спешила ему навстречу, не бросалась в объятия, сдержанно реагировала на его поцелуи.
Однажды он обратился к ней с мягким увещеванием.
– Аннушка, а почему бы тебе не заняться вязанием носок или чулок? Ведь это обычная домашняя работа. Жаль тратить деньги на покупку этих вещей, в то время как сделанные тобой, они будут согревать не только мои ноги, но и греть мое сердце.
И услышал в ответ раздраженное:
– Это ты подаешь дурной пример, тратя деньги на сладости для зловредных деревенских ребятишек.
Как-то вечером Анна услышала необычный шум на площади, крики и смех, не только детские, но и взрослых, а в следующее мгновение в дом ворвался Иосиф, раскрасневшийся, несущий на голове детскую колыбель.
– Это еще что такое? – побагровев, спросила Анна.
– Аннушка, дорогая, – отвечал Иосиф, ставя колыбель на пол. – Существует поверье, будто женщина, качающая пустую колыбель, очень скоро будет качать в ней ребенка. Поэтому я купил ее и принес тебе. Вправо-влево, вправо-влево, глядишь, скоро на глазах у меня появятся слезы радости, когда я увижу в ней распускающийся розовый бутон посреди белоснежного белья.
Никогда прежде Анна не думала, какая скучная и мертвая жизнь может протекать в пустом доме. Когда она жила с матерью, та поручала исполнять ей большую часть домашней работы; сейчас такой работы было не много, и не было никого, кто мог бы ее заставить ее исполнять.
Если же Анна навещала соседок, то у них не оказывалось времени для разговоров. В течение дня они прибирались, пекли, варили, а вечером занимались мужьями и детьми, так что присутствие соседки оказывалось нежелательным.
Дни тянулись похожие один на другой, а у Анны не было ни энергии, ни желания заставить себя трудиться более, чем это необходимо. И потому нельзя сказать, чтобы дом у нее содержался в образцовом порядке. Стеклянная и оловянная посуда не сверкали чистотой.
